Рижская газета «Сегодня» 9 мая 1927 г.
«...Я, Эдуард Опперпут, проживающий в Москве с марта 1922 г. под фамилией Стауниц, и состоявший с того же времени секретным сотрудником контрразведывательного отдела ОГПУ, бежал из России, чтобы своими разоблачениями раскрыть всю систему работы ГПУ и принести посильную помощь русскому делу...
Организация «Трест» была создана в январе 1922 года сотрудниками ГПУ. Основное назначение данной легенды было ввести в заблуждение иностранные штабы, вести борьбу с иностранным шпионажем и направлять деятельность антисоветских организаций в желательное для ГПУ русло.»
Благодаря легендам, настолько значительные суммы из ассигнованных штабами на разведку, попадали в ГПУ, что таковые не только дали возможность существовать Контрразведывательному отделу ОГПУ на хозяйственных началах, но и уделять некоторые суммы дезинформационному центру Разведупра, которое фабриковало передаваемые иностранным штабам военные, политические и экономические осведомительного характера материалы...»
Рижская газета «Сегодня» 17 мая 1927 г.
«Из беседы с заместителем председателя ОГПУ т. Ягодой Г. Г.
В беседе с сотрудниками московских газет Генрих Григорьевич Ягода сообщил чрезвычайно интересные подробности последней «операции» белогвардейцев на советской территории, операции, своевременно пресечённой и стоившей террористам жизни.
Можно сказать, что в лице Кутепова и Захарченко-Шульц зарубежные монархисты имели своих едва ли не наиболее ярых активистов.
Другой участник покушения, Опперпут, — тоже не новое лицо на белогвардейско-шпионском горизонте. Опперпут, не раз перекочевывавший из одной антисоветской группировки в другую, был и организатором савинковских военных групп в Белоруссии, и доверенным лицом у правомонархистов-николаевцев...
Третий участник покушения на Лубянке, именовавшийся по подложному паспорту Вознесенским, являлся своего рода выдвиженцем из среды белых офицеров, посланным генералом Кутеповым в Финляндию для участия в террористической работе.
Перед самой экспедицией тройки в СССР генерал Кутепов приехал «проинспектировать» её из Парижа в Финляндию...
Белогвардейцы шли в двух разных направлениях. В сёлах они выдавали себя за членов каких-то комиссий и да же за агентов уголовного розыска. Опперпут, бежавший, отдельно, едва не был задержан 18 июня на Яновском спиртоводочном заводе, где он показался подозрительным...
Тщательное и методически произведённое оцепление дало возможность обнаружить Опперпута, скрывшегося в густом кустарнике. Он отстреливался из двух маузеров и был убит в перестрелке.
Остальные террористы двинулись в направлении на Витебск.
Пробираясь по направлению к границе, Захарченко-Шульц и Вознесенский встретили по пути автомобиль, направлявшийся из Витебска в Смоленск. Беглецы остановили машину и, угрожая револьверами, приказали шофёрам ехать в указанном ими направлении. Шофёр т. Гребенюк отказался вести машину и был сейчас же застрелен. Помощник шофёра т. Голенкин, раненный белогвардейцами, всё же нашёл в себе силы, чтобы испортить машину. Тогда Захарченко-Шульц и её спутник бросили автомобиль и опять скрылись в лесу. Снова удалось обнаружить следы беглецов уже в ройте станции Дретунь. Опять-таки при активном содействии крестьян удалось организовать облаву. Пытаясь прерваться через оцепление, шпионы-террористы вышли лесом на хлебопекарню Н-ского полка. Здесь их увидела жена краскома того же полка т. Ровнова. Опознав в них по приметам преследуемых шпионов, она стала призывать криком красноармейскую заставу. Захарченко-Шульц выстрелом ранила т. Ровнову в ногу. Но рейс английских агентов был закончен. В перестрелке с нашим кавалерийским разъездом оба белогвардейца покончили счёты с жизнью. Вознесенский был убит на месте, Шульц умерла от ран через несколько часов...»
«Правда» 6 июля 1927 г.
Кипа разноязычных газет, растрёпанных, помятых, зачитанных, лежала на отдельном небольшом столике у окна. Участники совещания иногда тянулись к ним, что-то искали, сверяли. У каждого, занявшего место за длинным столом, была выборка из газет, подготовленная секретарями. Никогда ещё в Шуаньи у Великого князя Николая Николаевича не было такого нервного и громкого собрания. Сам князь, очень постаревший, согнувшийся, с обозначившимся под смятыми морщинами щёк черепом, с виноватым взглядом слушал выступавших, со старческим тихим страхом избегал взглядов Кутепова, сидевшего поодаль от него.
Читать дальше