— Господа! Друзья! Сегодня мы хороним большого честного писателя, чьим страстным словом мы дорожили не одно десятилетие… Добролюбов, умирая, завещал именно Шелгунову знамя свободы и демократии, благословляя его нести и защищать это знамя чести. И Шелгунов долгие годы мужественно нес это великое знамя! Ныне, над могилой этого прекрасного человека, я призываю всех присутствующих следовать путем, указанным Добролюбовым и Шелгуновым, а те, которые еще не знают этого пути, пусть прочтут надписи на венках, принесенных сюда! — с этими словами Засодимский стал громко читать надписи на венках, и одну из первых он прочитал надпись на венке, принесенном рабочими.
Опасения Михаила оказались не напрасными. Ночью, после похорон Шелгунова, во многих районах Петербурга были произведены аресты, арестовали и тут же выслали из Петербурга многих рабочих и студентов.
На другой день Михаилу стало известно: арестовали Леонида Красина. В этот же день Леониду объявили об исключении из института без права поступления в любое другое учебное заведение и о высылке из столицы в Нижний Новгород.
Вслед за этим известием подоспело другое: арестовали Виктора Бартенева. И его дело решилось весьма скоро: он был выслан из Петербурга.
Арестовали и выслали в Ревель Гавриила Мефодиева, выслеженного полицией после похорон.
Так организация лишилась большой, удобной для сходок квартиры, которую Мефодиев снимал в Сивковом переулке. Хотя квартира эта не подверглась после ареста хозяина даже обыску, пришлось покинуть ее и нескольким другим кружковцам, жившим в ней настоящей коммуной. Вполне могло быть, что за квартирой этой полиция установила слежку,
Весла постукивали в уключинах, оплескивала борта лодки ярая весенняя вода. Солнечные блики отовсюду били в глаза. Михаил жмурился, глядя на приближающийся мысок, густо обросший ивняком, еще не одетым листвой, еще сквозистым. Зелень по веткам едва-едва проклюнулась, зато золотые пушистые комочки, «дымящие» пыльцой под легкими дуновениями ветра, были в полном цветении. Пчелы и шмели всюду вились над этими ивовыми зарослями. Задевая за них бортами, лодка ткнулась в тенистый бережок. Егор Климанов неторопливо вытащил весла из уключин, взвалил их на плечо, кивнул Михаилу весело:
— Приехали!
Оказавшись на твердой земле, они постояли, прислушиваясь к пчелиному гуду, к спокойному шуму сосен.
— Эх, хорош, Михаил Иваныч, денек-то для нашего праздничка! — Егор, запрокинув голову, блаженно пожмурился на небесную синеву. — Как ведь у нас все ладно Случается: и тогда, на похоронах-то, погодка была лучше не надо, и сегодня вот…
— Мы с тобой вроде бы первые тут опять… — сказал Михаил.
— Да, никого пока не слышно…
Оба снова умолкли, как будто желая убедиться, что вокруг действительно ни души.
Несколько дней тому назад они уже побывали вдвоем на этом мисочке. Тогда тоже приплыли сюда на лодке. Правда, день был не такой яркий, голубизна в небе лишь кое-где проглядывала. Заплыли сюда, подыскивая место для проведения маевки, которую Центральный рабочий кружок решил провести впервые, впервые но только для их петербургской организации. По всей России, пожалуй, еще не знавали таких праздников. Дерзко замахнулись. Кое-кто даже за открытую манифестацию высказался, чтоб снова выйти на улицы Питера. Первое открытое выступление во время похорон Шелгунова, когда их «Рабочий союз», живущий подпольно, вдруг громко заявил о своем существовании, помогло им но-повому взглянуть на себя, они ощутили себя как единую, крепко сплоченную силу. Даже аресты и высылки товарищей последовавшие за тем выступлением, не подействовали на них охлаждающе. Всем хотелось дальнейших решительных действий. На первом же собрании центра заговорили о решении Парижского Конгресса II Интернационала в первый день мая устраивать во всех странах манифестации. Кто-то упомянул о том, что в прошлом году Первое мая было отмечено варшавскими рабочими. Огонь этот быстро разгорелся! Правда, от открытой манифестации отказались. Михаил объяснил, что для таких выступлений нужно куда более широкое движение рабочих, что организация пока слаба. Предложил провести немноголюдную маевку где-нибудь в окрестностях Питера, в каком-нибудь подходящем месте. Такое место сам и взялся подыскать с кем-нибудь из членов комитета. Егор Климанов вызвался помочь ему. Вдвоем и отправились сначала на Крестовский остров, самый пустынный и отдаленный. Затем подыскали это место, на взморье, за Путиловским заводом, у речки Екатерингофки. Место вполне подходящее, почти со всех сторон закрытое кустами и деревьями.
Читать дальше