Итало Кальвино - Незримые города

– К чему было приезжать в Труду? – подумал я. И сразу же приготовился к отъезду.

– Можешь вылететь, когда захочешь. – сказали мне – но только ты прилетишь еще в одну, до последней мелочи похожую на эту Труду: мир покрыт одной и той же Трудой без начала и конца: меняются только названия аэропортов.

В Олинде, если прихватить с собой лупу и хорошенько поискать, можно обнаружить точку не больше булавочной головки, но если к ней присмотреться через увеличительное стекло, то можно увидеть крыши, антенны, чердачные окна, сады, водоемы, флажки, натянутые поперек улиц, лавки на площадях, беговое поле. Эта точка меняется в размерах: через год она уже становится как пол-лимона, затем – как гриб, еще позже – как тарелка для супа. И вот она становится городом в натуральную величину, заключенным в предыдущем городе: новым городом, отвоевывающим себе пространство посреди старого города и выталкивающим его отсюда.

Конечно же, Олинда не единственный в мире город, растущий концентричными кольцами, словно ствол дерева, в котором каждый год прибавляется по кольцу. Но в других городах в центре остается тесный круг старых стен, из-за которых рвутся ввысь иссохшие колоколенки, башни, черепичные крыши и купола, тогда как новые кварталы располагаются вокруг, словно опоясывая их. В Олинде же наоборот: стены растягиваются, унося вместе с собой старые кварталы, которые в свою очередь разрослись по периметру и стали менее плотными, оставив место тем, что растут изнутри, и так далее, до самого сердца города – совершенно новой Олинды, в уменьшенных размерах которой сохраняются черты самой первой Олинды и всех Олинд, появившихся на свет одна за другой; а в этом самом внутреннем круге уже появляется следующая Олинда, которую пока еще трудно увидеть, а также те. которые вырастут вслед за ней.

…Великий хан пытался сосредоточиться на игре, но теперь он не понимал ее цели. Она заключалась в победе или поражении, но чего и над чем? Что служило в ней настоящей ставкой? При мате на месте короля, снятого рукой победителя, не оставалось ничего, кроме черного или белого квадрата. Выделив в своих победах самое основное, Кубла-хан пришел к следующему выводу: окончательная победа, иллюзорным результатом которой были различные сокровища империи, сводилась к одному: отполированному квадратику из дерева.

Тогда Марко Поло сказал:

– О, господин, твоя шахматная доска инкрустирована двумя породами дерева: черным деревом и кленом. Кусочек дерева, на который смотрит твой просветленный взгляд, был взят из кольца ствола, образовавшегосяв засушливый год: видишь, как расположены его волокна? А здесь можно заметить едва различимый сучок: значит, в один из дней ранней весны отсюда выходил молодой росток, но ночные заморозки остановили его рост.

Великий хан не обратил внимания на то, что чужестранец свободно говорил на его языке.

– А вот след более широкого отверстия: возможно, здесь было гнездо личинки, но не червя, который, едва родившись, начинает точить дерево, а гусеницы, которая погрызла листья, из-за чего дерево и было срублено… С этого края квадрата мастер-краснодеревщик сделал паз, чтобы квадратик плотно прилег к соседнему, который оказался слегка велик…

Количество информации, которую можно было почерпнуть из гладкого кусочка дерева, с трудом вмещалось у Кубла-хана в голове, а Поло уже говорил о насажденных лесах черного дерева, об огромных плотах, которые сплавляются по рекам, о причалах, о женщинах в окнах домов…

У великого хана есть атлас, в котором все города империи и граничащих с ней царств изображены дворец за дворцом и улица за улицей, вместе со стенами, реками, мостами, портами и рифами. Ему известно, что от Марко Поло нечего ждать вестей из этих мест, которые, помимо всего прочего, хорошо известны ему самому: то, что в Камбалуке, столице Китая, один внутри другого стоят три квадратных города с четырьмя храмами внутри каждого из них и воротами, которые открываются в зависимости от времени года; то, как на острове Ява свирепствует носорог со смертоносным рогом; то, как у берегов Малабара с морских глубин достают жемчуг. Кубла-хан спросил у Марко:

– Станешь ли ты повторять для своих соотечественников те же самые рассказы, когда вернешься на Запад?

– Я все говорю и говорю, – ответилМарко, – но mom, кто слушает, запоминает из моих рассказов лишь то, что он хочет услышать. Одно дело – описывать мир, пользуясь твоим благосклонным вниманием, другое – делать это при стечении толпы грузчиков и гондольеров у моего палаццо в день моего возвращения и совершенно иное – диктовать его описание в дни своей старости, если когда-либо мне суждено стать пленником генуэзских пиратов и быть закованным в цепи в одной камере вместе с автором приключенческих романов. В рассказе главное не голос говорящего, а ухо слушающего.