Георгий Халилецкий - Морские повести

Он такой, этот Бравин, что от него, как от соблазна, — подальше!

— Зачем бы это я вам понадобился? — врастяжку, с ехидцей спрашивает отец Филарет. — Уж не грехи ли свои замаливать решили? Пора, давно пора. Накопилось их у вас!..

— Грехи потом, — бездумно отзывается Бравин, посмеиваясь карими глазами. — Да и не такие они тяжкие, чтоб о них загодя тревожиться. Сейчас — дела поважнее.

— И у вас дела! — в сердцах бурчит отец Филарет. Но Бравин не слушает его.

— Вот что, батюшка, мне надобно знать точные размеры церковного отделения.

— Это на какой же предмет? — отец Филарет делает ударение на начальном слоге.

— А на тот предмет, что придется там, в случае боя, оборудовать главный перевязочный пункт.

Против этого довода возразить нечего, но отец Филарет на всякий случай все-таки ворчит:

— О господе всевышнем нашем почаще вспоминать надо, тогда, глядишь, бог милует. Ишь ты, в воздухе и порохом не пахнет, а уж перевязочный!..

Но Бравин только непочтительно присвистывает:

— Эко ведь куда хватили! На войну, чай, идем, под снаряды, а от снаряда и молитва не спасает. Снаряд — он дурной, он без разбору калечит.

Отец Филарет втягивает голову в плечи, будто уже сейчас слышит над собою скрежет снарядов.

— А что, — настороженным полушепотом спрашивает он, — предвидится что-нибудь, дорогуша?

Бравин насмешливо поводит глазами в его сторону: трусоват батя, трусоват.

И говорит с деланным участием:

— Пока ничего, а вообще-то береженого бог бережет. Да вы, часом, не испугались ли?

Отец Филарет вскидывает голову: вот еще! А про себя думает: «Нет, надо добиться, чтобы этого насмешника поскорее убрали с «Авроры».

— Выдумаете! — обиженно говорит он. — Я, поди, и не в таких переделках бывал, но, слава всевышнему, жив-здоров.

— Да-да, конечно, — нетерпеливо соглашается лекарь. — Разве может кто-нибудь усомниться в вашей… отчаянной храбрости?

И снова переходит на деловой тон:

— Так я, стало быть, с вашего разрешения прикину рулеточкой длину-ширину?

Лекарь подзывает проходящего по батарейной палубе матроса Акима Кривоносова:

— Ты, братец, ничем сейчас не занят?

— Никак нет. Отшвабрил.

— Тогда помоги мне. Определим с тобой габариты будущей швейно-штопальной мастерской.

И достает из кармана рулетку.

Серый, неинтересный обычный день на корабле течет медленно, уныло, однообразно…

Лейтенант Дорош направляется в свою каюту, но не успевает дойти до нее, как вдруг слышит чей-то взволнованный возглас:

— Земля!..

Он поспешно бросается к носу. В самом деле, далеко, далеко впереди, там, где смыкаются серый небосвод и такое же серое море, смутно угадываются очертания берега. Он еще едва различим — черная линия на сером горизонте, но вот он становится отчетливее, ближе; уже можно разглядеть редко расставленные островерхие прибрежные скалы и пологий берег за ними, покрытый густой растительностью. Неподалеку от берега стоят корабли эскадры, пришедшие на рейд несколько раньше.

— Это куда же мы прибыли, ваше благородие? — с любопытством спрашивает Кривоносов у Бравина.

— Это? Это, братец, Африка. Западная Африка. Порт Танжер. Вот куда уже зашли!..

И решает:

— Ладно, потом измерениями займемся. Вижу, что ты сгораешь от любопытства.

Шестнадцатого октября, в десять часов утра, «Аврора» бросила якорь на открытом рейде Танжера.

Лекарь Бравин был одним из немногих офицеров на корабле, к кому комендор Аким Кривоносов относился с доверчивостью.

На флотскую службу Акима призвали четыре года назад.

Прошел он положенный срок обучения по курсу молодого матроса, узнал азы нелегкого моряцкого дела, вызубрил главнейшие статьи воинских уставов, без которых и служба — не служба; отбубнил, как полагается, присягу: «телом и кровью, в поле и в крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление»; холодными, неслушающимися губами поцеловал распятие, перекрестился — и вот прямой дорогою попал на крейсер. «Аврора» тогда только готовилась к ходовым испытаниям.

Четвертый год он служит на «Авроре», а что он знает здесь и что знают о нем?

Ну, ротный командир лейтенант Дорош скажет: ничего, расторопный матрос, толковый. Ротный — человек добрый, мухи не обидит, но до матросской души нет ему никакого дела. Ну, писарь глянет в свои бумаги — добавит, что призван Аким Никитин Кривоносов из Черниговской губернии, Новозыбковского уезда, Белоколодезской волости, деревни Крутоберезки.