— Когда государю доложили, что по Выгу раскольники живут, — говорил Меншиков, — он сказал: «Пусть живут. Мне дана власть над народом, но над совестью его я не властен». Только спросил: «Каковы люди: честны ли, прилежны ли?» И когда ему доложили, что и честны и прилежны, он так сказал: «Если они подлинно таковы, то по мне пусть веруют во что хотят, и когда уже нельзя их отвратить от суеверия рассудком, то тогда, конечно, не поможет ни меч, ни огонь. А быть мучениками за глупость — ни они не достойны той чести, ни государство от того пользы не будет иметь». Знают староверы выговские об этом? — спрашивал Меншиков.
— Знают, — отвечал генерал. — Разнеслась эта весть по всей пустыни.
— Значит, Виллим Иванович, чтобы они охотой работали, указ надо дать?
— Да, надобно, Александр Данилович, подтвердить: молитесь-де как хотите, только прилежно работайте!..
И дан был указ:
«Ведомо его царскому величеству учинилось, что живут для староверства разных городов люди в Выговской пустыни и церковные службы отправляют по старопечатным книгам; а ныне его царским величеством для умножения ружья и всяких воинских материалов ставятся два железных завода, и один близ Выговской пустыни; так, чтобы они в работы к этим заводам были послушны и чинили бы по возможности своей всякое вспоможение, а за то царское величество дарует им свободу жить в той Выговской пустыни и по старопечатным книгам службы церковные отправлять».
«И от этого времени, — говорили старцы скитские, — начала Выговская пустынь быть под игом царской работы».
Но благодаря этому «игу» олонецкие раскольники цолу-чили сильнейшего защитника — князя Меншикова. Решительно отвергающий все, что в какой-либо мере ограничивало возможности выполнения любого замысла императора, Меншиков готов был пойти на любые уступки раскольникам, лишь бы так, как положено, двигалось твердо решенное Петром дело строительства новых заводов. Выговецким раскольникам позволено было избрать из своей среды старосту и при нем еще одного выборного, которые бы обязаны были «оберегать новопоселенных людей, доносить, какие им для расселения и в прибавку надобны земли, угодья, того для, чтобы заводское государево дело множилось и росло, и в разброде от нужд не было опасения остановки Павенецким заводам».
И выговецкие раскольники принялись работать как надо, уверяя Петра и Александра Даниловича, что за их благодеяния они и впредь готовы показывать всяческие знаки преданности государеву делу.
«Людей нет! Денег нет!..» — слышалось со всех сторон.
— Денег как возможно собирать! — выказывал Петр Меншикову при своем отъезде.
Откуда?..
«Сего лета, — доносил Петру Меншиков, — пришло в Петербург 116 иноземческих кораблей, к Рижскому порту 231, из Риги отошло с товарами 295; пошлины с них сошло 125 510 ефимков».
«Но это же все капля в море! — размышлял неугомонный Данилыч. — Опять в Военной и Адмиралтейской коллегии суммы великие в недосылке… Из многих мест доносят, что, не получая жалованья, солдаты бегут из полков…»
— В прошлом годе еще постановление было, — сердито говорил он в сенате, — чтобы к Астрахани возить товары только из тех краев, что к реке Двине прилежат, без переволоки землею. Почему за этим не смотрят?.. Пенька вся должна идти в Петербург. А где она? Для чего не везут?.. По Каспле, Двине и Торопе все товары указано на Ригу грузить. А они идут в другие места… В Нарву возят товары только одни псковичи! Откуда же быть доходам в казне при таком попустительстве?!
— И то верно! — соглашался канцлер Головкин. — А что делать, когда не везут? Силом гнать?
— Нет, будем ласкать тех, кто с купцов посулы берет, да покрывать попустительство! — горячился Данилыч.
— А попустительство от бедности, — возражали ему. Хотели обойтись как можно меньшим числом чиновников по недостатку людей и денег. Особенно спешили избавиться от иностранцев — далеко не все они оказались способными дельными. Из русского флота «сии плуты», как все чаще и чаще обзывал Петр иностранцев, находящихся на русской службе и смотревших на эту службу как на временное пристанище, в 1723 году по приказу Петра почти все были уволены в отставку. Обязанность определять полезных людей в коллегии и в провинции лежала особенно на генерал-прокуроре. Ему постоянно указывалось на это, и Ягужинский доносил императору в Персию:
«Люди как в коллегии, так и в провинции во все чины едва не все определены, однакож воистину трудно было людей достойных сыскивать, и поныне еще во сто человек числа не могу набрать».
Читать дальше