Роберт Картер - Меч войны

— Ты понимаешь, что мы не можем идти на Юг, как хочет Стринджер? — сказал Клайв. Голос его был ровным и очень спокойным.

— Письма полковника Лоуренса являются приказами.

— Мы ещё не окончили наших дел здесь.

— Ты говоришь, что полностью разбил Разу Сахиба при Арни. Почему же...

— Я разбил его, но не уничтожил.

Неподалёку от них появился прапорщик Симондс, высокий темноволосый молодой человек с серьёзным лицом. Слуга Клайва, скрытый от Симондса, стоял с тем слегка раздражающим видом, который выработался в нём осознанием принадлежности к своей касте. Не оглядываясь, Клайв спросил:

— Что такое?

— Просьба, господин, — сказал слуга. — Он вывел старого человека из-за шатра. Тот был закутан в покрывало с головы до ног. Когда старик открыл голову, они увидели, что он слепой, его лицо и руки были покрыты ужасными язвами. Он ковылял с жалким видом, старательно выполняя знаки приветствия.

Слуга встал на колени и сложил ладони с выражением крайнего почитания.

— Иисус всемилостивейший... — Симондс решительно двинулся к слуге, но отпрянул, увидев фигуру несчастного. — Он же прокажённый!

Мольба в голосе слуги привела Симондса в негодование.

— Чёрт побери! Он же больной! Как ты посмел привести его сюда? Ты не понимаешь, какая паника поднимется? Уводи его отсюда!

Слуга встал.

— Давай, давай, — шипел яростно Симондс. — Делай, что я говорю! Для него нет ничего здесь. Уводи его!

Хэйден невольно содрогнулся. Симондс скрипел, как попугай. Разве он не знает, что в Индостане всегда за всем наблюдает сотня глаз? Он совершает грубый промах, накаляет ситуацию.

Шёпот прошёл между слушавшими. Люди откровенно наблюдали, прикрывая глаза от солнца.

— Подожди! — проговорил Клайв. Он встал, протянул руку к прокажённому и положил её на голову старика. Прокажённый съёжился под этим прикосновением, затем Клайв медленно убрал руку и, повернувшись к слуге, сказал: — Теперь иди.

Слуга укутал прокажённого в покрывало и повёл через лагерь. Сигнальная труба позвала две роты сипаев к оружию для учений, и происшедшее спокойно ушло в прошлое.

Когда они остались одни, Хэйден покачал головой:

— Ты дотронулся до этого человека.

Клайв небрежно потёр руку о колено.

— Симондс сказал прокажённому, что здесь ничего нет для него. Но он был не прав — ему нужна была надежда. И я дал ему надежду.

Хэйден хотел сказать, что Роберт не имел права делать это, что он посеял в человеке ложную веру, но вспомнил о Глазе, о своём собственном поведении и лишь пробормотал:

— Ты не должен потворствовать этому. Они и так уже считают тебя полубогом. Чего ещё ты хочешь?

Клайв посмотрел на него долгим взглядом.

— А может быть, я — бог, — сказал он, засмеявшись.

Этот смех разозлил Хэйдена.

— Нет, Роберт. Ты — человек. У тебя есть мужество, и талант, и нечто, чему нет названия ни в каком языке, но всё равно — человек!

— Я вижу твои истинные мысли, — после паузы проговорил Клайв. — Я читаю их достаточно хорошо и знаю, что возмущает тебя. Ты думаешь, я зазнался, гордый своими успехами. Высокомерный. — Он широко расставил руки. — Может быть, и так. Это я признаю. Но ведь не высокомерие же это, если доказывает мою правоту в третий раз.

— Третий раз?

Сверхъестественный свет блеснул в глазах Клайва.

— Иногда ночью я лежу в постели и ощущаю, как работает мозг моих противников. Я знаю несчастную душу Дюплейкса. Он обязательно бросит хороших людей по стопам проигравших плохих. Таким же образом я знаю, что Раза Сахиб попытается взять обратно Аркот. Это ещё не произошло, но кто сможет отрицать, что именно так и будет?

«Не только бог, — думал Хэйден Флинт, ощущая зловещие мурашки в позвоночнике, — но он и пророк сам себе».

Хэйден долго размышлял над причинами, заставившими Клайва повернуть обратно на север, отказавшись встретиться с Лоуренсом. Для ускорения продвижения Клайв отправил партию раненых и больных обратно в Мадрас с лейтенантом Ревелом и прапорщиком Глассом. Подразделение сипаев было послано на юг с захваченными орудиями. Они встретились с подкреплением из Бенгала. Затем двинулись на Кондживерам, обнаружив святой город опустевшим, а пагоду занятой французами.

Четыре дня прошли в ожидании. На пятый день были приведены упряжки волов, и орудия были установлены на редутах, хорошо видимых со стен. Продолжалось ожидание, напряжение которого всё возрастало. К шести часам вечера Хэйден почувствовал сомнение. Он знал, что осада любой крепости была своего рода игрой, совершавшейся по определённым правилам; при этом необходимо было соблюдать установленную форму. Окружение же пагоды было значительно более деликатным делом.