Роберт Картер - Меч войны

Его единственный глаз выкатился из орбиты, а зубы обнажились в яростной гримасе. От напряжения лицо афганца налилось кровью, вены страшно набухли, готовые вот-вот разорваться. Затем он ударил кулаком в её направлении, отчего стальной шлем полетел через веранду. Ногой афганец разрушил шаткую пальмовую стенку возле них, затем рука его нащупала ножны и он попытался вытащить меч.

Хэйден Флинт видел, какой страшной опасности подвергает себя эта женщина. Все его мысли сосредоточились на мече за поясом Мухаммеда Али. Князь оставался недвижимым, его лицо ничего не выражало.

Флинт схватился за серебряную рукоять меча, и лезвие легко освободилось от ножен. В спешке он полоснул клинком по руке, но не почувствовал боли.

Торопясь, он почти выронил меч, но подхватил его вновь и шагнул вперёд, через Абдула Масджида, как раз в тот момент, когда изогнутое лезвие, словно жало скорпиона, вонзилось в землю возле Ясмин.

Афганец высвободил свой меч, и он сверкнул в воздухе вновь, заставив Хэйдена отступить в сторону. Он ничем не мог предотвратить второй удар Масджида. На этот раз лезвие вонзилось между её коленями, пригвоздив к земле шальвары.

Он знал, что удар должен быть точным, но его равновесие было нарушено, и клинок скользнул по груди афганца, надёжно защищённой кольчугой. Телохранитель изогнулся и поднял руку с мечом, но Хэйден, отчаянно размахнувшись, широким и страшным ударом отсёк кисть вместе с талваром афганца.

— Прикончи его! — в отчаянии прокричала Ясмин. — Убей, или его люди не будут уважать тебя!

Ошеломлённый этой ужасной обязанностью, Хэйден Флинт приставил остриё меча к открытой шее афганца и нажал на рукоять. Лезвие легко вошло в мякоть и упёрлось в позвоночник. Из раны фонтаном забила кровь. По телу афганца прошла судорога, и вскоре оно обмякло.

Хэйден услышал крики телохранителей, окруживших их. Они не предпринимали попыток спасти своего начальника, сдерживаемые самым старшим из них, седоволосым бойцом, говорившим, что надо переждать, пока дело не выяснится само.

Хэйден смотрел на телохранителей неподвижно, всё ещё сжимая в руке меч, лезвие которого было погружено в горло Абдула Масджида, а они поражённо глядели на него, как будто стали свидетелями убийства тигра-людоеда. Он читал в их глазах жажду крови, возбуждение, страх, тайную радость, но также и уважение. Сам же он чувствовал отвращение к убийству, а также стыд за содеянное. И всё же, заглушая все эти чувства, в нём росло огромное и возвышающее ощущение триумфа.

Стрэтфорд Флинт распахнул двойные двери заседаний Мадрасского совета Ост-Индской компании и остановился, ожидая, пока следовавшая за ним толпа собиралась за его спиной.

«Пусть у меня не хватит на всех хлебов и рыб [35] «Не смогу ответить на все вопросы» (удовлетворив всех, как Христос, напитавший тысячи несколькими хлебами и рыбами). , но я, с Божьей помощью, предотвращу это предательство!» — думал он, довольный, что собрал за собой такую толпу.

Те, кто следовал за ним, были в основном независимыми торговцами и их жёнами, поселившимися в Мадрасе и жившими за счёт приобретения откупа на торговлю. Некоторые, как братья Мак-Брайд, преуспели на Востоке, сколотив состояние, другие же были менее везучими, но все они, подобно Стрэтфорду Флинту, могли теперь утратить всё, и никто из них не ощущал большой любви к губернатору или к компании.

«Боже праведный, Стрэтфорд, — думал он мрачно, — они все с тобой, и лишь один сержант в дверях, чтобы задержать нас. Жаль, что французская шлюха прекратила бомбардировку. Этот Совет нуждается в серьёзных доводах, чтобы отказаться от своей трусливой сдачи французам».

Толпа заполняла коридор, вливалась в приёмную, припечатывая охраняющего сержанта к огромным дверям из тикового дерева, ведущим в зал заседаний Совета. Солдат поднял свой мушкет, но, когда увидел, что толпа всё равно надвигается, повернулся и бросился в двери, ища защиты у тех, кого должен был охранять.

Стрэтфорд стоял на пороге, озирая семерых членов Совета, сидевших по обеим сторонам длинного стола красного дерева. Это был Президентский совет Мадраса, те, на кого достопочтенная компания возложила всю полноту власти в операциях в Карнатике. Они могли либо закрыть ворота Мадраса для французов, либо утратить этот порт навсегда. Во главе стола, на президентском кресле с высокой спинкой, сидел Николас Морсе и писал гусиным пером. Он был одет в суровый чёрный камзол и свеженапудренный парик.