Мирон Долот - Голодомор

Мы были потрясены зрелищем разлагающихся мёртвых тел и пронзительной тишиной. Мы стояли безмолвно и беспомощно. Даже повидав много смертей, нам стало страшно. Больше оставаться в доме не было сил, и мы выбежали наружу глотнуть свежего воздуха и собраться с духом.

После того, что мы сейчас узнали и увидели, в нас пропало всякое желание искать пропитание или ловить рыбу. Поэтому мы повернули обратно к дому.

Когда мы рассказали маме, что мы обнаружили в домике дяди Прокопа, она, как всегда, внешне осталась спокойной. Но долго ей не удалось сдерживать свои эмоции. Расспросив нас, она отвернулась и дала волю слезам.

Остаток дня мы провели, разделывая добытых ежей. Микола проворно опалил их, словно занимался этим всю жизнь. Поджаренные ежи с картошкой оказались необыкновенно вкусными.

Когда мы легли спать, я долго не мог уснуть. Я по-прежнему видел перед собой голову своей тёти, смотревшей с пола на меня своими остекленевшими глазами.

Рано утром, ещё до рассвета, мама разбудила нас, чтобы идти к домику на реке и похоронить своих родственников. Когда мы добрались до места, уже сверкало солнце. Для похорон у нас ничего не было, и не осталось сил копать могилу. Поэтому мы воспользовались заброшенной картофельной ямой. Обернув тела в домотканые покрывала, мы осторожно спустили их эту импровизированную могилу. Засыпав тела землёй, мама произнесла молитву и положила сверху деревянный крест, который я сделал из двух палочек.

Плакать мы больше не могли. Испытав столько страданий и пережив столько трагических потерь, мы словно оцепенели.

– Почему они должны были умереть? – вдруг спросил Микола, нарушая мёртвую тишину.

– Хотела бы я знать, – ответила мама.

По пути домой я думал о наших собственных похоронах и о том, кому придётся хоронить нас. Не осталось никого.

К началу мая наше село совершенно обезлюдело, ужас затаился в каждом доме и каждом дворе. Мы чувствовали так, словно весь мир покинул нас. Главная дорога, на которой раньше кипела жизнь села, теперь стояла совершенно пустой и стала зарастать сорняками и травой. Редко можно было увидеть одинокого прохожего или кошку с собакой. Многие хаты стояли обветшалыми и опустевшими, с распахнутыми окнами и дверями. Хозяева либо умерли, либо были сосланы в концентрационные лагеря, либо покинули село в поисках средств к существованию. Когда-то эти светлые аккуратные домики были окружены амбарами, конюшнями, хлевами, загонами для свиней и заборами. Теперь можно было увидеть лишь остатки этих строений. Все они оказались разобранными по частям и использованы вместо дров.

Даже деревьев не миновала такая же участь. Прекрасные ивы, всегда украшавшие украинские деревни и сёла, выглядели теперь изуродованными, с обломленными ветвями. Изголодавшиеся люди не имели сил срубить толстые ивовые стволы, и теперь они стояли вдоль дорог, словно увековечивая память страшной борьбе между лютой зимой и умирающими людьми. Фруктовые деревья тоже обломали на растопку. С лица земли исчезла половина знаменитых украинских садов. То, что от них осталось сейчас буйно цвело: вишнёвые, абрикосовые, яблоневые и сливовые деревья стояли окутанные белом и розовым цветом. Но цветение этой весной было не таким как раньше.

Вся земля перед домами и на задних дворах зияла безобразными ямами, следами "деятельности" хлебозаготовительной комиссии в поисках припрятанных запасов еды.

Село выглядело так, словно в нём обитали привидения. Как будто

Чёрная Смерть пронеслась над нашим селением, заглушив людские голоса, звуки животных и птиц. Смертельная тишина покровом лежала на всём. Те несколько кошек и собак, чудесным образом пережившим ужасное время, выглядели теперь как экзотические животные.

К концу мая 1933 года голод пошёл на убыль. Массовые пытки прекратились. Овощи и фрукты стали доступны каждому, кто имел силы выйти на улицу. Кроме того, власти нуждались в рабочих руках.

Поэтому им не оставалось ничего, как обеспечить трудоспособных членов колхоза необходимым продовольствием, чтобы они могли работать. И сельские жители, которые ещё могли стоять на ногах, лишённые всего, униженные, измождённые голодом, из последних сил побрели в колхоз, чтобы заработать кусок хлеба и одну или две порции пшёнки или гречневой каши. Те, кто уже не мог работать, оставались на милость родственников и друзей.

Мне повезло. Несмотря на нищету и полное истощение от голода, меня никогда не покидала мысль получить высшее образование. Благодаря стремлению учиться дальше, мне удалось навсегда уехать из села.