Анатолий Азольский - Полковник Ростов

Все — впустую! Впереди — не просто беда, а гибель, смерть. Горит моторное отделение танка, огонь подбирается к боезапасу, еще немного — и Бендлерштрассе, 11–13 развалится на части.

По-прежнему звучит «Парсифаль», по-прежнему черные лучи прожектора били из светлого мрака преисподней. Вдруг Крюгель принес неприятное известие: появился Тюнген, вызванный Штауффенбергом, поскольку начальник берлинского гарнизона отказывается выполнять приказы. Более того, с Тюнгеном беседует Гизи. Беседа шла минут пятнадцать, после чего Гизи покинул министерство и куда-то уехал. А Тюнген продолжал сидеть в приемной Фромма, никто не пытался разъяснить ему, зачем он понадобился. Точно в таком же неведении оказались несколько вызванных генералов. В кабинете Штауффенберга торчит какой-то тип, которого (уловил Крюгель) называют так: Шванефельд. А по коридору болтается знакомый по Тицианштрассе Йорк фон Вартенбург.

— Шванефельд — это граф Ульрих Вильгельм фон Шверин, вроде бы он адъютант Вицлебена, да это уже никакого значения не имеет… Крюгель, давно хочу спросить вас, как жителя университетского города Лейпциг. Существует миф, легенда, предание, будто лейпцигские студенты пьют и дебоширят больше других. Это так?

Вопрос поставил ефрейтора, бывшего студента, в тупик.

— Пьют, как все. Не больше и не чаще буршей в Гейдельберге, Марбурге, Йене или Виттенберге. Но почему-то, вы правы, лейпцигские всех впереди по дебоширству и неумеренности в питье.

— А кто установил, что пьют они неумеренно?

Крюгель воздел глаза к потолку. Потер лоб, страдальчески выпучил глаза. Помотал головой, отказываясь отвечать.

— Спасибо. Это то, что я хотел узнать.

Тюнгена привел Крюгель, впустил в кабинет, закрыл дверь, и Тюнген ничуть не удивился, увидев поджидавшего его Ростова. Они обменялись улыбками; Тюнген в недоумении повел плечами, тихо поражаясь невиданному в этих стенах беспорядку и тому, что совсем недавно происходило на его глазах. А был арестован Фромм, отказавшийся отдавать приказы и запретивший Ольбрихту и Штауффенбергу вводить войска в центр Берлина. Совсем неожиданную жестокость начинал проявлять Гизи, требуя расстрелов; Фромма и еще кого-то посадили всего лишь под домашний арест, то есть заперли в кабинете. «Цвет нации… — грустно произнес Тюнген, а затем добавил еще одно слово: — Гитлер».

Они понимали друг друга с того вечера в «Эксцельсиоре» и думали сейчас об одном и том же — о десятках поколений немцев, давших миру императоров Священной империи, Лютера, Гете, Баха, Бисмарка и множество им подобных людей, которые не могли не продолжиться Адольфом Гитлером; они, Беки, Манштейны и Браухичи, привели его к власти и, приведя, испугались, увидели со страхом себя в нем и попытались уничтожить, и уничтожили бы давно, но нищий мазилка, унижаемый ими все годы, включая и этот, не верил ни единому слову их, доверяя только пролившим за него кровь полковникам и майорам, и едва не погиб от рук тех, кому он доверял, обыскивать которых запретил.

Сидели, молчали, допивали вино, принесенное хозяйственным Крюгелем. Ефрейтор прибавил к вину новости: Вицлебен прибыл, новый Верховный главнокомандующий, капитан Клаузинг носится вверх-вниз, подавая узлу связи все новые приказы его; бывший обер-бургомистр Лейпцига Герделер уточняет текст обращения к нации, однако спецгруппы радистов почему-то не обеспечивают эфир. Самые интересные события происходят на узле связи: все шифровки в адрес подчиненных Штауффенбергу частей намеренно перепутаны, искажена очередность отправки их телеграфом в округа, приказы идут от имени Верховного главнокомандующего Вицлебена, а сама телеграмма о том, кто ныне во главе вермахта, задержана, и получатели обязаны ни одного приказа Вицлебена не выполнять, да и приказы-то какие-то неопределенные, ни одного четкого указания, кому и как действовать, потому что Гепнер, заменивший Фромма, никогда не ладил с Вицлебеном и сейчас препирается с ним. Сам Вицлебен, сдается, прибыл сюда не для руководства вооруженными силами Германии, а как на праздничный банкет, и поскольку он во главе стола, то возмущается рассадкой гостей, скатерть, оказывается, не той белизны, столовые приборы разложены неверно, да и блюда, судя по запахам из кухни, то есть из кабинетов Штауффенберга и Ольбрихта, явно не соответствуют вкусам его. Единственное, утверждал Крюгель, что понадобится в скором времени, — подписанные Штауффенбергом пропуска для свободного передвижения по городу. В один из них Ростов вписал фамилию Тюнгена, которому рекомендовал отправиться в свой штаб, приказов с Бендлерштрассе не исполнять и вообще забыть обо всем.