Феликс Дан: Схватка за Рим

Все молчали, не столько убежденные его словами, сколько подавленные его личностью.

– Но ведь к нашему союзу принадлежит Рустициана, вдова Боэция и дочь Симмаха, – заметил Сцевола. – Она пользуется громадным влиянием. Останется ли она в союзе, если в него вступит Альбин? Разве сможет она простить и забыть? Никогда!

– Нет, сможет, – ответил Цетег. – Если вы не верите мне, поверьте собственным глазам.

И он быстро подошел к прежнему своему месту. Там, у бокового входа, стояла какая-то фигура, плотно закутанная в плащ

– Иди, – шепнул ей Цетег, беря ее за руку. – Теперь иди!

– Не могу, не хочу! – тихо ответила женщина. – Я проклинаю его! Я не могу даже видеть этого несчастного!

– Иди! – повелительно прошептал Цетег. – Иди, ты должна и сделаешь это, потому что я этого хочу. – И он отбросил покрывало и взглянул ей прямо в глаза. Та нехотя повиновалась и вышла на середину залы.

– Рустициана! – вскричали все.

– Да, – ответил Цетег и вложил руку вдовы в дрожащую руку Альбина. – Видите, Рустициана прощает его. Кто же будет сопротивляться теперь? Все молчали. Сильверий выступил вперед и громко заговорил:

– Альбин – член нашего союза. Но, прежде чем разойтись, я сообщу вам самые последние сведения и сделаю необходимые распоряжения. Лициний, вот план крепости Неаполя, к утру он должен быть скопирован. А вот, Сцевола, письма из Византии, от императрицы Феодоры, благочестивой супруги Юстиниана. Ты должен ответить на них. Ты, Кальпурний, возьми этот вексель на полмиллиона солидов Альбина и отправь его казначею короля франков. Он влияет на своего короля в нашу пользу и возбуждает его против готов. Затем сообщаю вам всем, что, по последним письмам из Равенны, рука Господня тяжело легла на тирана. Глубокое уныние, слишком позднее раскаяние подавляют его душу, а утешение истинной веры ему недоступно. Потерпите еще немного: гневный голос Судии скоро призовет его, тогда наступит свобода. В следующем месяце, в этот же час, мы снова сойдемся здесь. Идите с миром, благословение Господне над вами!

И движением руки епископ простился с собранием. Молодые священники с факелами вышли из боковых проходов и повели заговорщиков небольшими группами к разным выходам ил катакомб.

Сильверий, Цетег и Рустициана пошли вместе. Поднявшись на несколько ступеней, они вошли в церковь святого Себастьяна, подле которой был дом Сильверия. Туда они зашли все трое.

Сильверий провел гостей в тайную комнату, где никто не мог их подслушать, и занялся приготовлением трапезы. Цетег же молча сел подле стола, опустив голову на руки, Рустициана пристально смотрела на него и, наконец, заговорила:

– Человек, скажи мне, скажи, что за силу имеешь ты надо мною? Я тебя не люблю. Скорее ненавижу. И все же повинуюсь тебе, против воли, как птица – взгляду змеи. И ты вложил мою руку в руку негодяя! Скажи мне, какой силой ты сделал это?

– Привычка, Рустициана, простая привычка! – рассеянно ответил тот.

– Да, конечно, привычка! Привычка рабства, которое началось с тех пор, как я начала думать. Что я молодой девушкой полюбила красивого сына соседа, – это было естественно. Что я думала, что и ты любишь меня, – было простительно, ведь ты же целовал меня, а кто же мог думать тогда, что ты не можешь любить – никого, даже едва ли самого себя. Сделавшись женою Боэция, я не заглушила в себе эту любовь, которую ты шутя снова пробудил, это был грех, но Господь и церковь простили мне. Но почему теперь, когда я знаю твою бессердечность, когда в жилах моих потухло пламя всех страстей, я все же слепо повинуюсь тебе, – это уже глупость, над которой можно только смеяться.

И она громко рассмеялась, потирая рукой лоб.

Сильверий, занятый приготовлением какого-то напитка в другом конце комнаты, украдкой взглянул на Цетега. Тот сидел по-прежнему, склонив голову на левую руку.

– Ты несправедлива, Рустициана, – спокойно ответил он ей. – И неясно понимаешь свои чувства. Ты ведь знаешь, что я был друг Боэция. Знаешь, что я ненавижу готов, действительно ненавижу и желаю, а главное – могу исполнить то, что составляет смысл твоей жизни: отомстить варварам за казнь твоего отца Симмаха, которого ты любила, и мужа, которого уважала. Вот почему ты и подчиняешься мне. И умно делаешь: хотя ты и умеешь вести интриги, но твоя горячность расстраивает иногда лучшие твои планы. Поэтому для тебя же лучше слепо подчиняться мне. Вот и все. Теперь иди. Твоя служанка уснула на ступенях церкви; она воображает, что ты исповедуешься у Сильверия. Прекрасно, но исповедь не должна тянуться слишком долго. Передай мой привет Камилле, твоей прекрасной девочке.