Лесь Гомин: Голгофа

— Я тоже ветром летел. Едва кони живы.

Привлек ее к себе, сжал руки и, расстелив рясу, посадил. Сам сел рядом.

— Как тебя зовут?

— Соломония. А тебя?

— Иван.

Помолчали. Оба тяжело вздыхали, смущались. Но вдруг Иван страстно обнял Соломонию и прижал к себе. Соломония и сама доверчиво приникла к нему, ласкала его руки, буйную шевелюру и счастливо улыбалась. Но солнце спешило. Утро выглянуло умытым лицом из-за горизонта.

— Милая, когда снова увидимся?

— Когда хочешь. Хочешь, хоть завтра ночью, как все улягутся? Приходи.

Страстный поцелуй опалил ее уста.

— Так придешь, милый? Я буду ждать…

— Приду. Прощай, пора уже.

Еще поцелуй… Загремело, загрохотало, поднялась пыль, и Соломония, пошатываясь, пошла к себе.

Послушник Василий напряженно думал: «Почему это, когда эконом заходит к отцу Ананию, тот приказывает мне выйти, а потом они запираются в келье и о чем-то совещаются? Что могут значить эти тайные сговоры?»

Сгреб рукой волосы и застыл в задумчивости.

«Здесь что-то есть. Зря эти две лисицы не будут прятаться. Но что в этом кроется? Не было Ивана — не отпускал от себя отец Ананий. По пустякам часами, бывало, сидеть заставлял. А теперь… Нет, тут что-то есть».

Снова звонок. Василий поспешил к игумену. Отец Ананий писал у стола. Послушник стал у двери, и в этот момент в дверь постучали. Василий машинально спрятался за умывальник и замер. И тут решил он любой ценой узнать, в чем дело, — это был рискованный шаг.

В дверь еще раз постучали.

— Василий, открой! — крикнул отец Ананий, не оглядываясь.

Стук повторился.

— Василий! Ах, проклятый парень, уже исчез. Войдите, кто там.

В келью вошел отец эконом.

— Никого?

— Никого. Василий был, но ушел.

— Ну, это к лучшему. Не нравится он мне, присматривается что-то все, нюхает… Не замечает ли чего…

— Ты думаешь?

— Все может быть. Парень он ловкий, к тому же и мы на заговорщиков смахиваем.

— Это правда. Придется его отправить к Игнату на поле. Там он многого не узнает. Ну, а тот как?

— Куда-то исчезает еженощно. Хотел проследить, да…

— Страшновато? — кольнул отец Ананий.

— Да так… старый уж я… А он возвращается в таком настроении, как жених с обручения. Не ходит ли куда к бабе? Он что-то на влюбленного похож.

— О-о-о! Это уже совсем ни к чему.

— У меня такое подозрение. А это может испортить нам план, в случае чего.

— Правда. Деньги же не малые, даже для нас. Но неужели никакого следа, маленького намека?

— А ни-ни. Вроде он всю жизнь кучером был, словно в конюшне родился, — разочарованно и со злостью сказал отец эконом.

— Ну, так вот что, — решил отец Ананий, — позови-ка его ко мне сюда… или лучше пойдем, вроде обходим кельи, и зайдем к нему. Засидимся, пока не увидим, что ему не терпится, а потом уйдем.

— Хорошо, отче, пойдем.

И они вышли из кельи. Василий затаил дыхание в своем убежище. Незаметно подкрался к Ивановой келье и залег в кустах. Лежал долго, пока не вышел отец эконом. Он постоял и двинулся в сторону Василия.

«Вот еще черт несет!»-испугался Василий. Но эконом обошел его и спрятался немного дальше. Василий успокоился. Вскоре вышел и отец Ананий. Прокашлялся и, бормоча молитвы, пошел к себе. Василий насторожился. Прошло около часа. Одолевало нетерпение. Но вот скрипнула дверь, и на крыльцо вышел Иван. Он постоял, прислушался и пошел в сад. Чуть не наступил на Василия, подходя к забору.

— Ну-ну, голубок, посмотрим, куда ты, — прошептал Василий, подбирая рясу.

Иван нагнулся. Что-то треснуло. Пролез сквозь отверстие в заборе, прикрыл за собой доску и пошел прямо в степь хлебами, по тропинке к женскому монастырю.

— Ага, вот оно что! Ну, хорошо, я знаю другой путь.

Василий тихо поднялся, нашел ту же дыру в заборе и проскользнул в нее. Спотыкаясь и тяжело дыша, мчался он знакомой тропинкой, а через час лежал уже в кукурузе в конце дороги. Еще через четверть часа он услышал шаги и плотнее прижался к земле. Навстречу Ивану вышла женская фигура. Василий никак не ожидал, что место встречи именно здесь. Влюбленные встретились радостно и бурно.

— Любимый мой, как я ждала, как мучилась. Думала, не придешь.

— Нельзя было. За мной следят.

— Кто?

— Потом… А сейчас…

Он привлек ее к себе и крепко обнял. Поднял, как перышко, и понес в кукурузу. Расстелил рясу, посадил рядом с собой. Они слились в поцелуе, долгом, страстном. Иван сжал ее в объятиях.

— Ну, хватит, милый, хватит, а то поздно будет.