Планам его не было границ. Он видел себя первым богачом в селе: сотня десятин земли, кони, волы, овцы — полон двор. Батраки, батрачки работают на него. А он, пан на всю округу, похаживает по двору, тешится своим состоянием. Все убогие соседи должны ему отработать и просят отсрочить долг. Ивану приятно видеть, как они кланяются ему, радостно сознавать, что одно его слово — и пойдут по дорогам с котомками, слово — и каждый из них готов будет сделать все, что Ивану захочется.
— Эх, Соломония, Соломония! Да тебе и не снилось, какой ты госпожой будешь!
— Да буду ли?
— Будешь, будешь, голубка моя, потому что я господин! У меня сила, потому что у меня деньги. А у тебя сила, потому что ты моя жена. Слышишь?
— Слышу, милый.
— Эх, а теперь выпить!
Иван позвал слугу с постоялого двора и послал его за водкой. Допоздна в комнатах горел свет и раздавался дикий хохот и крики ошалевших монахов. Воля пьянила их, как и вино.
Проснувшись поздно, Иван сразу принялся за дела. Бодро, с увлечением и верой говорил:
— Ну, милая моя, завтра двинемся!
— Куда?
— Туда, куда я говорил. А сегодня шей котомку — и пойдем.
На следующий день Иван нанял подводу и велел приехать завтра к утру. А сам под вечер исчез. Соломония осталась одна.
Иван вышел на знакомую дорогу за городом и направился прямо к кресту. Дорогой он то и дело оглядывался, прислушивался. Шел снова. Вот показался крест. Иван подошел и сел под ним. Сердце стучало. Голова пылала. Посидел немного. Не вставая, начал копать землю руками. Влажная земля поддавалась легко.
Но что это? В том месте, где он положил деньги, земля была рыхлая, будто только вчера насыпанная. А ведь он помнит, как утоптал ее, как пригладил, сравнял с целиной.
Иван похолодел. Снова судорожно копал израненными руками. Земля вылетала из-под рук. Яма увеличивалась… Денег не было. Он начал рыть с другой стороны — земля была нетронута, с третьей, с четвертой — напрасно: денег не было.
— Украли-и-и! — дико и тоскливо завыл Иван и упал на землю. В глазах потемнело, в груди словно что-то обожгло, зазвенело в ушах. Он бился головой о землю в бессильной злобе и страдании. Наконец утих, онемел и не шевелился.
Соломония ждала до вечера — зря. Наступила ночь, но напрасно высматривала она его и на рассвете. Ивана не было. Утром пошла искать. Не шла — летела. Подбежала к кресту и упала рядом с ним.
— Иванушка, голубь мой, что с тобой?
Иван молчал.
— Иван! Иван! — истерически кричала Соломония.
Молчал. Соломония повернула его лицом вверх. На нее смотрели неподвижные остекленевшие глаза и страшное лицо, перекошенное, землистое, с обвисшими губами и полосками черной запекшейся крови в уголках рта.
* * *
Прошло уже три месяца, как Иван в больнице. Соломония освоилась в городе: несчастье учит людей разуму. Забыты мечты о беззаботной жизни, и уже положение батрачки устраивало ее. Была уж и лишняя копейка про черный день, заработанная, правда, немножко не так, как думалось раньше. Соломония напевает и собирает на стол господам. Но вдруг:
— Тебя спрашивают, — говорит вошедшая горничная.
— А кто там?
— Да какой-то парень. Такой худой, краше в гроб кладут.
Вышла на кухню.
— Иван?!
Поздоровался. Он был бледен, но спокоен.
— Ну, что ж.. Пора сниматься отсюда…
Соломония взяла у господ расчет.
Ночлежка «Затишье» едва поблескивает сквозь закопченные окна огоньками в темной осенней ночи. Под навесом стоят груженые возы окрестных крестьян, приехавших на базар в Одессу. На возах сверкают из-под зипунов цигарки и слышится тихий сонно-отрывистый разговор мужиков.
— Пройдоха парень. Бедовый.
— Говорят, он в монастырях побывал…. И сам из монахов, вроде…
— Да, да…
Высокая фигура мелькнула по двору и исчезла в дверях.
В ночлежке шумно. Огромная комната, освещенная несколькими лампами, полна людей. Толпа сгрудилась вокруг чего-то. Тучи дыма обволакивают головы зрителей. Видны только широкие спины, согнутые в пояснице. Тяжелое дыхание с хрипом вырывается из десятков грудей.
— Господа православные и мужики! Попробуйте, попытайтесь! Узнаете свое счастье. Попка не обманет, — визгливо кричит кто-то.
Но толпа, очевидно, не верит попке. Все переглядываются, топчутся, выжидают охотника.
— А ну ты, чернявый, возьми! Что было и что будет узнаешь. За три копейки всю свою судьбу, как на ладони, увидишь. А ну, только не стесняйся, как девка на сватанье. Молдаванка не обманывает. Побей меня бог, всю правду будешь знать.
Читать дальше