Лесь Гомин: Голгофа

Заговорщики тихо выскользнули, а отец Ананий, вздохнув, снова заходил по келье.

В полдень Иван проснулся с тяжелой головой и стал припоминать вчерашнее.

«Сказал или нет?» — думал он.

Тревожные мысли одна за другой надвигались, как тяжелые тучи в дождливый день.

«А что, если сказал?»

От этой мысли он похолодел. Тело онемело.

«Тогда пропало… Монахи, наверное, уже выкопали деньги, а меня еще сегодня запроторят туда, куда и Макар телят не гонял».

Иван ждал вечера. Пришел эконом и передал ему решение игумена.

«Значит, не пропали! — повеселел Иван. — Если в пастухи посылают, значит, не дознались».

Отправился вслед за экономом переодеваться. Вошел в кладовую, еще раз испытующе посмотрел на эконома, но не заметил ничего. Эконом обращался с ним ласково, говорил льстиво, словно мед цедил.

«Ну, — твердо решил Иван, — значит, не дознались. Деньги у меня, и вы будете мои».

Дерзко схватил рясу за рукав и уже хотел надеть. Эконом, улыбаясь, придержал:

— Э, нет! Не торопись! Сначала пойдем к игумену под благословение.

Отец эконом взял одежду и направился к келье игумена. Иван спокойно, даже весело, шел за ним. На пороге их встретил отец Ананий.

— Ну, раб божий Иван, не передумал?

— Нет, святой отче.

— А нет ли у тебя каких дел на миру или обязанностей, или чего иного, что могло бы тебя смущать в этом божьем доме?

— Нет, все, что было, осталось там.

— Ну, если так, благослови бог.

Отец Ананий окропил одежду, произнес целую проповедь о том, как следует беречь высокое звание инока. Иван выслушал все О своих обязанностях. Ему не совсем понравилось, что его назначили пастухом, но он промолчал. Перед уходом отец Ананий сказал:

— Паси, Иван, а там видно будет. С богом.

Вышли. Эконом рассказал Ивану, как найти в поле старшего чабана отары, и пошел по своим делам.

Новая одежда пришлась Ивану по вкусу. Он чувствовал себя в ней, так, словно все, что было до нее, вдруг пропало, словно он сменил свою кожу на новую, черную, на которой не видно пятен. Тихо и спокойно пошел он к отаре, темневшей на толоке шевелящимися точками.

Отец Игнат делал вид, будто совсем не интересуется тем, что привело молодого парня к монашеской рясе. Впрочем, за ужином он дотошно начал расспрашивать его. Но Иван такое понес, что отец Игнат в конце концов понял: Иван его морочит, — и бросил расспросы. Он насупился, стал строгим и погнал Ивана на молитву. Сам стал рядом. Долго молились. Потом пошли спать. Не спалось Ивану на новом месте. Тревожные думы одолевали. Мысленно он все возвращался к тому месту, где спрятал свой клад.

Наконец уснул. Но и во сне тревога не покидала его. Снилось, будто кто-то подбирается к его деньгам, что старая вдова с Марысей, обнявшись, подползают к одинокому кресту, где он зарыл свое богатство, и скрюченными пальцами разгребают мягкую землю. Дрожащими руками вдова развязывает узел, достает новенькие бумажки, злорадно смеется, оскалив два пожелтевших зуба. А Марыся, подбоченясь, танцует вокруг нее, жутко заливается смехом и выкрикивает:

— Наши! Наши! Теперь все наши! Все!

Иван вскочил. Оглядывается. Холодный пот струйками льется за воротник.

Тяжелый сон снова смыкает веки. Но вот откуда-то появляется урядник с веревкой в руках. За ним старшина, сотский, десятник. Они приближаются к Ивану, угрожают, бросаются на него и начинают скручивать ему руки.

— Вот тебе чужие деньги! В Сибирь его! В тюрьму!

Сильная рука урядника хватает Ивана за горло, сжимает так, что дыхание захватывает. Иван напрягается, стараясь вывернуться, и вскрикивает…

Загадочно шелестят деревья в бессарабской ночи. Изредка блеют овцы в овчарне да старый Игнат высвистывает носом. Иван снова лег. Долго не спалось. Но все же уснул…

…Знакомые улочки родного села Косоуцы близ Сорок. Растянулось село на несколько верст оврагом и по холмам. Вот хата старого Иона, подворье дядьки Семена, а вот и отцовский дом. Иван все узнает. Привычным движением перемахнул через изгородь и остановился посреди двора. Только скрипнул дверью — слышит голос матери:

— Вон уже драк наш пришел. Видно, снова где-то нашкодил, лучше б уж ты маленьким сдох…

Иван знает, что будет потасовка. Знает, что вчерашняя жалоба тетки Анисьи, у которой он убил поросенка, не пройдет даром, и трусливо пятится назад. И вот отец уже схватил его за чуб, притянул к себе. Иван упал и сильно ударился. Удар причинил такую боль, что, истошно крикнув, он проснулся. Над ним кто-то стоял.