Леонид Дайнеко: Меч князя Вячки

Церковь Спас-Нередица словно плыла в солнечных лучах, стоя на невысоком холме, отделенном от Городища рекой Спасовкой. Стены, столбы, арки, купол – все было покрыто фресками. Пророк Давид стоял в полный рост, сжимая в левой руке свитки пергаментов. Над головой его сиял золотистый нимб. Ангелы летали над Вячкой. Сорок мучеников глядели на него темными страдальческими глазами. Князь почувствовал невыразимое волнение. Взяв свечу, он опустился рядом с Ярославом на колени, с мольбой обратился к богу:

– Дай Полоцку и Новгороду победу.

А наутро он стоял на вече, кланяясь великому Новгороду, и сияла над ним и над вечниками Новгородская София, бронзовые ворота которой вои-новгородцы привезли из-за моря, когда внезапным страшным ударом в один день уничтожили столицу свеев Сигтуну. На воротах были выбиты фигуры мастеров-литейщиков с клещами и весами в руках и написано: «Риквин меня сделал».

С помощью Новгорода Вячка занял Юрьев. Город стоял на высоком песчаном пригорке посреди заболоченного луга над рекой Змайыги, что на языке эстов означает – Матерь Вод. Князь Ярослав сдержал слово – дал Вячке пятьдесят своих воев. Три сотни эстов привел юный Меелис, который всегда и всюду ходил с легким арбалетом и кожаным колчаном, набитым стрелами.

Из Сакалы и Унгании, из леттских земель в Юрьеве сошлись тысячи две шумного голодного люда, большей частью женщин и детей. Спали они прямо на земле, подослав охапку соломы, луговой травы или еловые лапки. Повсюду дымились костры, от их дыма у воев, день и ночь стоявших у заборолов, слезились глаза.

В первые месяцы Вячка с дружиной совершал походы в глубь эстонских земель, собирал зерно, заготавливал соленую и вяленую дичь – главную пищу войны, брал дань вайпой – грубым прочным полотном. И все время он чувствовал, что со всех сторон наступает на Юрьев огромная неодолимая сила. Тевтоны потихоньку подбирались к городу. Альберт сделал епископом Эстонии своего брата Германа, кафедру новой церкви открыл в Оденпе, на Медвежьей Горе. Чтобы развязать себе руки, тевтоны помирились с датчанами. Граф Генрих, Шверинский взял в плен датского короля Вальдемара, и датчане сразу присмирели, прислали на помощь епископу Альберту свое войско. Огненная западня вот-вот должна была замкнуться.

Ярослав Всеволодович почти четыре седмицы простоял у стен Колывани, сложенных из твердого ракушечника. Несколько раз ходил на приступ, но только зубы сломал о Колывань. Злой, уставший, он излил весь гнев на своих извечных врагов, новгородских бояр, бросил войско, бросил Новгород и уехал в неизвестном направлении искать свое княжеское счастье.

Вячка остался один. Под его властью был небольшой кусок земли с Юрьевом, все же остальные мааконды эстов были присоединены к Риге, к рижской церкви Альбертом.

Ночное августовское небо то и дело прорезали метеориты, особенно часто падающие в эту пору. Вячка не спал, не мог спать. Он остался в одиночестве. Начиналась его лебединая песня.

В сопровождении Холодка и Якова Полочанина князь поднимался на вал, вглядывался в застывшую ночную тьму, прислушивался. Гнетущая тишина стояла вокруг. Вячке все время казалось, что у этой тишины тонкие глиняные ноги – вот-вот подломятся.

Однажды на вал пришел Климята Однорук.

– Ну что, пишешь летопись? – спросил его Вячка.

– Пишу, – ответил Климята. – Кто же за нас напишет наши летописи?

– За нас никто не напишет, – согласился Вячка. Помолчали. Небольшое яркое облачко бежало по темному ночному небу, и все глядели на него.

– В какой стороне Полоцк? – вдруг спросил у Климяты Вячка.

Книжник вздрогнул от неожиданного вопроса, подумав, махнул рукой:

– Там.

Вячка повернулся лицом в ту сторону, куда показывал Климята, и долго всматривался в тьму. Где-то за валом глухо крикнула неизвестная птица, сидевшая на кочке посреди заболоченного луга. Одинокий крик упал во мрак, как тяжелый камень.

«О чем они сейчас думают? – глядел на своих соратников Вячка. – Я же веду их на смерть. Догадываются ли они об этом?»

– Князь, – тихо сказал Холодок, – вчера пришла семья леттов из Кукейноса. Они говорят, что твоя дочь Софья обвенчалась с графом Дитрихом фон Кокенгаузеном.

Будто взлетел Вячка под облака и сразу же начал стремительно падать вниз… Закружилась голова, оборвалось сердце… Он снял с десницы боевую перчатку, осторожно погладил на пальце колечко, сплетенное из светлых детских волос. «За это время волосы у Софьи должны были потемнеть», – подумал Вячка.