Константин Бадигин - Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)

На лесной полянке кучилось десятка два деревянных домиков. В местах, свободных от кустарника, были насажены грядки с горохом и репой бродили куры, пахло лошадиным потом и парным молоком.

Здесь, в этом селении, он появился на свет, научился ходить и говорить.

Стайка мальчишек играла в шумную военную игру, хорошо знакомую Бутриму: кипел бой литовских воинов с немецкими рыцарями. У мальчишек-рыцарей черные кресты намалеваны сажей прямо на лбу.

Где-то в конюшне оглушительно заржал жеребец.

Бутрим улыбнулся, глаза его помутнели от набежавшей слезы… На душе сделалось радостно. Утренний призыв жеребца был так же сладостен и мил его сердцу, как и соловьиные трели.

Скоро поселяне признали в усталых путниках Бутрима и его близких, и в доме старейшины поднялся переполох.

Гости были редкие и почетные.

Бутрим долго обнимался со старейшиной, своим двоюродным братом. Мальчишками и юношами они были неразлучными друзьями. Много лет не виделись, и вот теперь снова вместе. Гость долго и подробно расспрашивал о родственниках: он хотел знать, как живут троюродные дядья, двоюродные братья и племянники, их братья и дети детей.

Он зашел в дом, где лежал умерший и сидели гости. Лицо мертвеца с оскаленными зубами покрылось синими пятнами. Из носа и углов рта вытекала кровавая жижа, зеленые мухи ползали по щекам и лбу.

Бутрим разгневался. Умершие не должны оставаться так долго вместе с живыми. Старейшина почтительно ему объяснил, что двое юношей ушли за жрецами тиллусонами. Но их пока еще нет.

— Хоронить без тиллусонов запрещено предками, — закончил старейшина, — поэтому мы пропустили срок, и тело Олелько начало немножко гнить. Не сердись, почтеннейший криве.

Бутрим решил заботы о мертвом взять на себя — ведь Олелько ему приходился троюродным братом. Жители поселка стали готовиться к похоронам.

Нарядившись в белые одежды, надев на голову венок из дубовых листьев, позванивая бубенчиками, Бутрим сказал у костра речь. Он прославил умершего и вскользь коснулся его грехов.

— Умерший, — сказал Бутрим в назидание, — не любил свою старую жену и часто обходил подарками… Настанет день судный, и почтенному покойнику не придется беспокоиться за свою судьбу. Сам великий бог, узнав о его праведной жизни, будет радоваться и на его делах поучать других. А грехи Олельковы, — закончил он, — не велики, и бог простит их. Покойный обязательно попадет в блаженную страну, уготованную для праведников.

Олелько, оскалившись, с открытыми глазами, лежал на деревянном помосте лицом кверху, будто смотрел на синее небо и золотое солнце. А под ним бушевало пламя костра.

Закончив речь, жрец запел погребальный гимн, все подхватили его. Воины ударяли в щиты рукоятками мечей. Когда рухнул деревянный помост и пламя охватило останки, пение изменилось — грянул радостный гимн величания богов. В эти минуты очищенная огнем душа Олелька уходила по золотой дороге на небо.

Бутрим поднял кверху глаза.

— Я вижу Олелька, он летит по небу на белом коне, в доспехах и при боевом оружии, его сопровождает много всадников.

Собравшиеся, прощаясь с покойником, замахали руками и белыми платками, хотя и не видели его.

В этот же день на огромном жарком костре сожгли Олелькову старую жену с двумя превосходными прялками, любимого слугу, свору охотничьих собак и боевого коня.

На похоронах были заняты все жители поселка, и никто не заметил, как зашевелились кусты орешника и чья-то рука отвела зеленые ветви. В кустах показалось лицо солдата в кожаном шлеме. Он внимательным взглядом окинул полянку…

Поселяне радовались приезду жреца Бутрима, им понравилась его речь у костра. Радовались и тому, что он не потребовал сжечь вторую жену покойного, красавицу Вильду. Люди помнили, как три года назад тиллусон, хоронивший старого Алекса, умершего от желудочных болей, послал на костер его молодую жену. Племяннику покойного, которому она нравилась, пришлось принести большую жертву богу Поклюсу. Сетуя на алчность жреца, он отдал шесть лошадей, три дойных коровы и двух слуг.

Вечером поминки продолжались. Повеселевшие гости охотно ели и пили, искоса поглядывая на лавку, где недавно лежал покойник. Много гости выпили пенного пива, много еще сказали хороших слов в память умершего. Жрец Бутрим просил душу покойного, стоявшую у дверей, принять участие в трапезе и бросил ей в угол колбасы и жирного мяса.

— Халеле-леле, почему ты умер? — раскачиваясь, пела молодая Вильда, происходившая из прусского племени. — Разве у тебя не было хорошей еды и хмельного питья? Почему же ты умер? Халеле-леле, почему же ты умер? Разве у тебя не было молодой, красивой жены? Почему же ты умер? Халеле-леле, почему же ты умер?!