Константин Бадигин - Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)

Все с аппетитом принялись за еду, запивая жирные куски либо медом, либо настойками из малины и смородины. Пили из турьих и бычьих рогов, украшенных серебром.

Гостям прислуживали обе жены боярина и невольницы, захваченные в Мазовщине.

Говорили о многом. Старейшина интересовался, как живут люди в Москве, в Новгороде и Пскове.

Андрейша сидел между хозяином и боярином Голицей и служил им переводчиком.

Но больше всего разговор за столом касался смерти князя Кейстута и грядущей войны.

— Вся Жемайтия скоро поднимется, — говорил Васса. — Старый Видимунд послал гонцов ко всем кунигасам. Я еду в селение старейшины Лаво.

Услышав это имя, Андрейша чуть не вскрикнул от радости.

— Господине, — обратился он к Вассе, — далеко ли селение старейшины?

— Если выехать утром, — сказал кунигас, — и переночевать в лесу, к восходу солнца, можно быть у Лаво. Селения не миновать, оно стоит на лесной дороге в Вильню.

Андрейша решил больше не скрываться и рассказал о своем несчастье.

— Постой, постой! — сказал хозяин, услышав рассказ Андрейши. — Две недели назад ко мне заезжал литовец Бутрим с женой и дочерью, красавицей с длинными косами и синими глазами. Он ночевал у нашего жреца, а утром уехал в селение старейшины Лаво.

— Его дочь Людмила — моя невеста! — воскликнул Андрейша. — Она красавица с длинными косами и голубыми глазами.

За столом все рассмеялись.

— Нехорошо, человече, — с укором произнес Роман Голица, — почему нам ни слова не сказал? Может быть, что-нибудь и придумали бы вместе-то… А мы смотрим, ходит наш Андрейша сумрачный, не знали, что и думать.

— Хотел я вам рассказать, да сдержал себя: зачем людей заботить, — ответил Андрейша. — Надо дело вперед закончить.

Роман Голица ничего не сказал, но посмотрел на Андрейшу одобрительно.

В разгар пиршества в дом старейшины вошел высокий и худой жрец. В широких черных одеждах он больше походил на огородное пугало, чем на человека.

— Светлейший криве зовет всех к священному дубу, — торжественно произнес жрец, — народ собрался и ждет старейшину.

— Пусть будет так, — сказал хозяин, вставая.

— Христиане не должны выходить из дому, иначе будут наказаны смертью, — продолжал жрец, — так велел криве.

— Мы повинуемся, — ответил старейшина. — А вы простите, гости, что оставлю вас. Рабы, угощайте и веселите русских гостей.

— Криве еще повелел, — с каменным лицом закончил жрец, — русскому юноше Андрейше прийти к священному дубу.

Бояре с удивлением переглянулись.

Юноши шли за посланцем жреца по тропинке, еле заметной в густой траве. Им встретилась лосиха с двумя детенышами. Она спокойно обгладывала листву с молодого деревца. С озера доносилось кряканье уток и хлопанье крыльев. Солнце давно зашло, на западе догорали последние краски, несколько больших звезд показались на небе. Луна, большая и матово-бледная, словно надутый бычий пузырь, плыла над темными вершинами деревьев.

На дальнем конце острова, густо поросшем орешником и бузиной, жил криве, хранитель святилища, главный жрец озерных селений. Его дом, невидимый в кустах, стоял недалеко от священного дуба и был такой же, как дом старейшины. Он тоже разделялся на две половины. В одной жил сам криве, а в другой — его служанки. Других построек на этом конце острова не было.

Дверь отворила девушка в красном платье.

Криве был крепкий седой старик с высоким лбом и пронзительными глазами. Он сидел на высоком дубовом стуле, укрыв ноги шерстяным платком. Окна пропускали в горницу тусклый вечерний свет через промасленные куски холстины. В железном держаке ярко горели две желтые восковые свечи.

Любарт приветствовал жреца, став на одно колено. Старик положил высохшую руку ему на голову и потрепал желтые, выгоревшие на солнце кудри.

Андрейша низко поклонился старцу.

— Ты Андрейша, жених дочери жреца Бутрима? — спросил криве, кинув на юношу любопытный взгляд.

— Я Андрейша. А разве мастер Бутрим жрец? — удивился он.

— Не удивляйся, он не имел права открыться тебе, — сказал жрец. — Теперь ты все узнаешь. Людмила ждет в соседнем селении. В молодости я жил в городе Киеве и хорошо разговаривал на вашем языке, — закончил он совсем другим голосом. — Не разучился ли я?

Только сейчас мореход сообразил, что жрец говорит с ним по-русски.

— Андрейша хорошо знает литовский и прусский, светлейший криве, — с поклоном сказал Любарт.

— Подойди сюда, ближе к огню, — сказал жрец.