Иван Ефремов - Таис Афинская

Усталые, они наконец вылезли на гладь гранитных плит. Эрис окатила подругу пресной водой, смыла соль и помогла расчесать черные косы. Леонтиск, обсыхавший поодаль, застенчиво приблизился к матери и склонился к ее ногам, обняв сильные колени.

— Скажи правду, мама, ты богиня?

Встретив молящий взгляд ясных серых глаз, Таис отрицательно покачала головой.

— Но ты не простая смертная? Ты нереида или нимфа, снизошедшая моему отцу. Я слышал, об этом шептались слуги во дворце. Не отвергай моей просьбы, мама, скажи. Я только хочу знать. — Мальчишеские руки, окрепшие в работе с веслом и парусом, туже сдавили колени матери. Горячая вера мальчика заставила сердце Таис дрогнуть. Она вспомнила об Александре. Один намек его матери дал необходимую веру в себя. И одновременно всегдашняя правдивость восставала против обмана.

— Ты прав, мальчик! — вдруг сказала стоявшая рядом Эрис. — Твоя мать — не простая смертная, но она и не богиня.

— Я так и знал. Ты одна из дочерей Тетис от смертного мужа. И этот поясок со звездой на тебе — заклятье смертной жизни? Как пояс Ипполиты? Да?!

Таис только смогла прошептать:

— Да! Я не бессмертна, не обладаю властью богини и не могу дать тебе чудесной силы или неуязвимости в бою, — поспешно добавила афинянка, — но я дала тебе любовь к морю. Тетис всегда будет милостива к тебе.

— Милая, милая мама! Вот почему ты так нечеловечески прекрасна. Это счастье — быть твоим сыном! Благодарю тебя. — Леонтиск осыпал поцелуями колени и пальцы Таис.

Она подняла сына, пригладила завитки его черных волос и сказала:

— Иди, одевайся. Пора ехать!

Лицо мальчика преисполнилось печали.

— Ты не можешь взять меня с собой? Нам было бы хорошо вместе!

— Не могу, Леонтиск, — ответила Таис, чувствуя ком, сдавливающий горло. — Тебе следует быть с отцом, а не с матерью. Ты — мужчина, моряк. Побеждай море для радости людей, а не для избиения их. И мы вместе с Тетис всегда будем с тобою!

Леонтиск повернулся и пошел к своей одежде как раз вовремя, чтобы не увидеть слез матери.

После морского купании Леонтиск словно вырос. На обратном пути он еще выше держал гордую голову с тонкими критскими чертами лица. Лодка приближалась к гавани, когда мальчик притронулся к матери и шепотом спросил, указывая на Эрис:

— Она тоже?

— Еще больше меня! — также шепотом ответила Таис.

Леонтиск вдруг взял руку черной жрицы, приложил ко лбу и щеке и поцеловал в ладонь. Несказанно изумленная Эрис поцеловала Леонтиска в обе щеки — милость, никому до сей поры не оказанная. Таис подумала, как хорошо бы мальчику иметь такого друга рядом. Не будучи богиней, она не могла знать, что через пять лет, в великом морском сражении у Саламина, в глубокой бухте Фамагусты, на восточном конце Кипра, Птолемей потерпит полное поражение, а Леонтиск будет взят в плен. Впрочем, благородный победитель, любимец афинян, Деметрий Полиоркет вскоре вернет сына Птолемею и сам будет разбит им. Памятник победы Деметрия — статуя крылатой Ники — на острове Самотракии будет тысячелетия восхищать людей всех народов и языков!

Море, как бы приветствуя возвращение своей дочери, удивительно спокойно несло «Кирку» — корабль Таис — на северо-восток от Александрии к острову Йшру. Афинянка вспоминала о прежних плаваниях. Каждое отличалось очень хорошей погодой. Как тут не поверить в особую милость Тетис?

— Считают, до Патоса на Кипре пятьсот египетских схенов, — говорил Таис начальник корабля, сам опытный кормчий с Астипалайи, — а я намерил больше — две тысячи восемьсот стадий.

— Как можно мерить море? — спросила удивленная Эрис.

— Есть несколько способов, но я пользуюсь самым простым, — начальник корабля прищурился, глядя вдаль, — при такой хорошей погоде и малом волнении. Смотри сама!

По приказу начальника на палубу вышли два пожилых моряка, один с огромным луком и связкой тончайшей бечевки, другой — с устойчивой на качке морской клепсидрой [249] Водяные часы. . Подхваченный широким поясом, моряк с луком повис над водой, упираясь босыми ногами в борт корабля, и выпустил стрелу, потащившую бечевку с навязанными на нее раскрашенными рыбьими пузырями. Дважды бечевка ложилась неудачно, на третий пролетела прямой дорожкой. Едва нос корабля оказался у начала бечевы, кормчий ударил в медный диск и второй моряк пустил клепсидру. Другой удар раздался, когда нос корабля прошел конец бечевы.

— Счет капель? — крикнул кормчий.

— Тридцать одна, — последовал ответ.