— Величайшее бедствие для государства, когда один властолюбец распоряжается десятью делами, а десяток честных людей стоит в стороне от управления. За время болезни Тамар Мхаргрдзели удалось забрать большую власть в свои руки, теперь будет нелегко его обуздать.
— Твои мудрые советы и твоя поддержка, Чалхия, были бы очень полезны юному царю. Думаю, ты не захочешь остаться в стороне от той борьбы, которая разгорается между Георгием и вельможами. Если бы ты стал мцигнобартухуцеси, ты бы возвысил и укрепил власть первого визиря страны, как это было в царствование нашего великого Давида Строителя или при Георгии Третьем.
— Меня не привлекает жизнь при дворе, да и силы у меня уж не те, чтобы бороться с сильными мира сего. На своем долгом веку я изведал и славу и унижение. Теперь мне вконец опостылел двор с его церемониями, все эти козни и интриги, чуткий, тревожный сон… Я вернулся к своему народу, полюбил первозданную чистоту, трудолюбие и простодушие. Я не променяю пховскую одежду не то что на наряд визиря, но и на царскую порфиру. Что принесла мне близость к трону? Только лишь горечь. Я понял теперь одно: хотя разумный царь и должен собирать вокруг себя мудрецов, мудрецу должно избегать царей. Лучший из царей тот, кто ищет общества мудрецов, но худший из мудрецов тот, кто стремится все время быть на виду у царя. Я уже немолод, в таком возрасте трудно прельститься роскошью и богатством, они только умножают заботы и связывают крылья. Пусть я нынче беден, но я ближе к родной земле, а от нее и до неба недалеко. Хоть и летаю невысоко, да вижу далеко. Заботы мои невелики, да крылья широки и крепки.
— Счастливец ты, Чалхия! — вздохнул Ахалцихели и, отвернувшись к стене, сомкнул отяжелевшие веки.
«И ты счастливец», — мысленно произнес Лаша. Он осторожно поднялся по лестнице, подошел к приготовленному для него ложу, разделся и лег. Утомленный впечатлениями дня, Георгий тотчас уснул.
Утром, когда солнце стояло уже высоко, царь со свитой тронулись в путь.
Кетеван прижала к груди своего сына Лухуми, свою единственную отраду. Со слезами радости и сожаления провожала она его. Впервые покидал он родительский очаг и ступал на путь славы и величия или, кто знает, быть может, на путь опасностей и испытаний.
Лилэ с Лашарской горы смотрела на едущего впереди свиты царя. Не только взгляд, но и сердце ее устремлялось вслед за всадником, чье величие и блеск околдовали ее. О нем промечтала она ночь напролет, первую в жизни ночь, когда девушка почувствовала себя взрослой.
Толпа людей — конных и пеших — провожала царскую свиту. Песня в честь Лашарской святыни гремела в ущелье и гулким эхом отдавалась в горах.
Помчался Лашарелы конь,
Тряхнув своею черной гривой.
И облака над головой
Сопровождают бег ретивый.
Пусть сердце верных день и ночь
Надеждой полнится счастливой.
Довольствоваться малым свойственно людям робким… Желающий сидеть на ковре величия должен печься о больших доходах, а желающий возвыситься и достигнуть венца должен опоясаться поясом дерзания.
«Калила и Димна»
Визири и царедворцы встретили царя у северных ворот столицы. Толпы горожан, вышедших встречать царя, стояли по обеим сторонам дороги. Ветви деревьев были унизаны детворой, глазевшей на пышную свиту. Матери высоко поднимали младенцев и с волнением ожидали появления царя.
Заиграли трубы, и в ворота въехал царь на сером жеребце. В солнечных лучах ослепительно сверкали доспехи Георгия. Жеребец шел рысью, грива его развевалась, и ветер срывал пену с закушенных удил.
Поравнявшись с придворными, царь придержал коня.
Лухуми, ехавший за Лашой, окинул взглядом встречающих и вдруг почувствовал, что кто-то пристально на него глядит. Царский телохранитель обернулся и встретил взор двух горящих глаз. Эти глаза так глядели из-под черных ресниц, словно собирались поглотить юношу. На левой щеке красавицы темнела родинка.
Не выдержав вызывающего взгляда, Лухуми опустил голову и, чтобы не свалиться с коня, схватился за луку седла.
Серый жеребец царя шел медленно. Понурившись, ехал за царем Мигриаули. Когда он наконец поднял голову, то увидел группу знатных горожан, направляющихся с подношениями к царю.
Лухуми поглядел на Шалву Ахалцихели. Тот понял немой вопрос телохранителя, кивком головы позволил допустить горожан и шепотом пояснил:
— Царю подносят дары богатейшие купцы города. Тот, что впереди, купеческий старейшина Шио Кацитаисдзе.
Читать дальше