Андрей Зарин: Северный богатырь. Живой мертвец [Романы]

— Я ему его Кронгиорда помянул. Бежал-то он мимо нас, когда его Апраксин отколотил. Помню, мне один швед рассказывал, пока их на паром сажали: «Так, — говорит, — били, и с боков, и спереди!» Ха-ха-ха! Вот он и обозлился.

— Смотри, в крепости пожалуется, — тревожно сказала Софья.

— А мне что? Я все равно уйду отсюда и их бить буду!

— А я? — девушка потупилась и смахнула с глаз слезы.

— А ты меня дождешься и повенчаемся. Вот что! — ответил Яков и, вдруг обняв Софью, прижал ее к себе.

Она прильнула к нему и прижала свои губы к его щеке.

— Как это вдруг все! — через минуту произнес Яков, смотря на Софью пьяными глазами, а она счастливо засмеялась.

— Яков, где ты? — послышался резкий голос, — иди помочь!

Софья быстро шмыгнула в калитку. Яков оглянулся и увидел бегущего к нему по улице здорового парня.

— Дядюшка зовет телегу грузить, без тебя рук мало, — сказал подбегая работник.

— Идем! — весело отозвался Яков и через минуту суетился подле амбара, вместе с отцом и двумя работниками укладывая сундуки и ящики на телегу.

Пряхов угрюмо следил за работой и вздыхая повторял:

— Антихристовы затеи. Нет ему, нехристю, упокоя!..

Пока Яков с отцом и работниками нагружали телеги, жена Пряхова торопилась с укладкой по дому. В низкой горнице, служащей для трапезы, она вынимала образа из громадного киота и, бережно завернув их в новые холстины, сдавала на руки двум девушкам.

А наверху в тесной светелке сидели Катя с Софьей и обменивались своими девичьими тайнами.

— Ведь ты не сердишься, — краснея, как вишня, сказала Софья, — что я твоего брата полюбила? Нет?

— Да что ты! Да Господь с тобою! — обнимая подругу, ответила Катя. — Я с тобою — что сестры, а теперь и впрямь породнимся.

— А сам? — упавшим голосом прошептала Софья.

— Тятя бы с охотою. Только вот Яша на войну хочет.

Софья закрыла лицо руками и заплакала.

— Бедная я, горемычная! И любовь моя со слезами и печалью! — жалобно заговорила она.

Катя горячо обняла ее и заговорила дрожащим голосом:

— Не плачь, Соня, не одна ты горемычная. И я тоже… Какое!.. Мне хуже твоего, горше…

Софья с удивлением взглянула на нее.

— Никому не говорила я до сих пор, а тут невмочь. Слушай! Помнишь, как я с матушкой в Ригу ездила летом?

Софья кивнула. Слезы ее высохли, и она, полураскрыв губы, жадно слушала свою подругу.

— Помнишь, матушка сказывала, как на нас русские напали и за нас один воин вступился? Потом мы с ним до Мариенбурга ехали, а там бой начался и мы ночью уехали? — спросила Катя подругу; когда же та опять кивнула, она совсем прижалась к подруге и еле слышно прошептала: — Я, Соня, того воина полюбила и он меня… целовались мы… Он говорил, как кончится война, он приедет и женится. Да, видно, не сбудется это. Ведь уехали мы от него, и знаю я только, что зовут его Антоном и что он на коне… уехали и не простились даже.

Софья почувствовала на своей щеке горячие слезы. Она в свою очередь обняла Катю и спросила:

— А он знает, как тебя звать и откуда ты?

— Я сказывала. А вдруг он забыл или, может, убит, голубь мой! Ведь и я ничего-ничегошеньки не знаю о нем.

— И полно! — оживляясь сказала Софья. — С чего убит? Жив! А запамятовать разве можно такое? И тужить тебе нечего. Кончится война — и вернется он, и справите свадьбу. Ирина Петровна как его хвалила…

— А тятя разбойником ругает.

— И он обойдется, — уверенно сказала Софья и вдруг вскрикнула, заглянув в окно, а затем испуганно сказала: — Гляди!

Катя выглянула во двор и увидела двух шведских солдат, горячо говоривших с самим Пряховым и Яковом.

— Что такое? — сказала Катя, — пойдем!

Девушки быстро сбежали с лесенки в сени, а из них — во двор.

В это время старик Пряхов махал руками и кричал, мешая шведский язык с русским:

— Велика птица ваш Ливенталь! Ишь ты! По соседству генерал ко мне с поклоном посылает, а он — на-ка — на сына жалуется. Да что ему сын сделал? А?

— Говорил непристойные вещи, кулаком грозил, — ответил один из солдат и перебил сам себя: — Да нам что? Нам приказано привести и доставить в крепость.

Софья побледнела и, чуть не лишившись чувств, вскрикнула:

— С ним, как с Ермилом, сделают. Задавят!

— Не бойся! — ответил Яков, быстро обернувшись к ней, — я — не Ермил.

— Что же они от тебя, басурманы, хотят? — закричал отец.

— Яша, куда тебя? Зачем? — испуганно крикнула и мать.

Яков был бледен и нервно сжимал кулаки, сдвигая брови.