Волшебник же услад для желудка, проанализировав высказывания заказчика по поводу сосудов как таковых и традиционных граненых стаканов в частности, по окончании транспортной операции приказал немедля ни минуты доставить его в Смоленск. И впервые почти за год покинул гостеприимное поместье в русской глубинке.
Покинул, естественно, не один, ибо староста просто не смог отпустить не знающего страну и ее обычаи иностранца одного в большой город с его опасностями и соблазнами. Конечно, староста давно уже полностью доверял талантливому галлу — во всем, что касается питания людей во всех проявлениях этого процесса. Но допустить, что иноземец не поприсутствует на торжественном обеде — не мог. И потому отправился в Смоленск вместе в Франсуа-Рожером. И еще с полудюжиной мужичков покрепче и пошустрее. Во избежание, так сказать.
Длинный путь до Смоленска был покрыт за два часа, и около 9 часов вечера повозка с иностранцем в сопровождении шестерки верховых мужиков въехала в город славы русского оружия. За два часа пути староста сумел выведать у задумчивого инициатора путешествия цель такового, и кавалькада остановилась у известной в Смоленске стекольной мастерской. Хозяин и главный мастер Пантелей Евграфович Рюмин встретил поздних гостей отнюдь не проявлениями радости, однако увидев пригоршню отнюдь не медяков, резко поменял настроение. Пока поднятые подзатылинами подмастерья разжигали огонь под тигелями, Пантелей Евграфович и Франсуа-Рожер при сотрудничестве старосты пытались формализовать требования к застольным сосудам для вина.
Основные требования выглядели крайне противоречиво. Поскольку сосуд должен быть большим сам по себе, но вмещать должен мало. Первая пришедшая в голову Франсуа идея — сделать сосуд очень узким — была отвергнута одновременно и Пантелеем Евграфовичем и старостой. Первым — потому что их такого будет неудобно пить. Вторым — потому что подвыпившие гости такой и проглотить смогут. В результате последующей за этим краткой перебранки было принято промежуточное решение сделать сосуд узким внизу, с нерабочей стороны, и широким — с верхней, рабочей. Немедленно воплощенная в стекле задумка себя не оправдала — сосуд получил склонность к самопроизвольному падению. Для пресечения этой склонности Пантелей Евграфович без вынесения проблемы на всеобщее обсуждение попросту приделал к нерабочему торцу сосуда диск, равный по диаметру верхней окружности изделия.
Рацпредложение стеклодува было одобрено массами, однако проверка показала все еще избыточную по сравнению с замыслом полезную емкость. Для решения проблемы стекольных дел матер укоротил сосуд вдвое по высоте, и емкость приблизилась к требованиям техзадания. Однако и габариты сосуда опасно сблизились с недавно раскритикованной заказчиком глиняной емкостью. В качестве паллиатива староста предложил изготовить стеклоизделие, заранее наполовину уже залитое стеклом — но изготовленный габаритно-весовой макет оказался излишке тяжелым и потому очевидно неудобным в использовании подвыпившим контингентом. Творцы впали в некоторое уныние.
Решение пришло неожиданно. Один из подмастерьев, не очень сильно обрадованный перспективой просидеть всю ночь у раскаленного тигля в ожидании руководящих указаний, осмелился поинтересоваться у мастера, какого же рожна они ждут. Пантелей Евграфович по-русски объяснил юнцу, что надо вот такой емкости сосуд сделать вот такой высоты при сохранении примерно вот такого веса. Не потратив и минуты на размышления, мальчонка вставил между стеклянным диском и стеклянным коническим стаканчиком тонкую стеклянную палочку и поинтересовался, не это ли высокие размышляющие стороны имели в виду?
Осмотрев изделие, просиявший зарубежный заказчик выдал парню за сообразительность полтину серебром, и попросил Пантелеймона Евграфовича изготовить сотню изделий по данному образцу, а еще сотню, вспомнив об особом пристрастии поручика к традиционным русским граненым стаканам, такие же, но граненые. И сотню таких же, но раза в два поболее.
Несмотря на то, что за срочность Пантелеймон Рюмин запросил неслыханную по тем временам сумму — двадцать рублей, Оливье распорядился не только заплатить не торгуясь, но велел прибавить еще и рубль за доставку. И тем самым он на долгие годы установил прейскурант на самый традиционный русский стеклянный предмет. Ибо фраза из финансового отчета старосты по результатам ночной поездки «приобретено стаканов числом три сотни по семь копеек за стакан», ставшая каким-то непостижимым образом известной в среде российских стеклодувов, была воспринята как отраслевой стандарт. До сих пор, после всех войн, революций, уничтожения, а потом и восстановления капитализма в России во многих посудных и хозяйственных магазинах можно еще найти граненую емкость бесцветного стекла с выдавленной на дне загадочной надписью «ц7к», которая на самом деле является данью уважения всех стаканоделов России гениальному французу.
Читать дальше