Олег Михайлов - Александр III - Забытый император

– Я рад ступить на французскую территорию. Ведь военный корабль за границей является представителем своего государства. А с Францией у России должны быть самые добрые отношения…

Через год в Кронштадт прибыла французская эскадра под флагом адмирала Жерве.

Гофмаршал князь Оболенский докладывал императору о программе пребывания французских моряков. В их честь в Большом Петергофском дворце должен был состояться торжественный обед.

– Ваше величество, – спросил он, – соизволите ли вы провозгласить только тост в честь эскадры или скажете речь?

– Это будет, Владимир Сергеевич, – отвечал Александр III, – тост за Францию, за адмирала и за эскадру.

– Но ваше величество, – напомнил гофмаршал, – в таких случаях по этикету следует играть гимн…

Усмехнувшись в бороду, император, словно не понимая вопроса, спокойно сказал:

– Так и следует поступить.

– Но ваше величество, ведь это «Марсельеза»! [151]

– Да, это их гимн, – последовал ответ. – Значит, его и следует играть.

– Но ваше величество, это «Марсельеза»! – не унимался Оболенский.

Александр III остудил его пыл:

– Ах, князь! Вы, кажется, хотите, чтобы я сочинил новый гимн для французов. Нет уж, играйте тот, какой есть…

Теплым июльским утром, украшенный цветами и национальными флагами, Кронштадт ожидал корабли французской эскадры. К встрече с французами готовился лорд-мэр Петербурга Лихачев, прекрасный оратор и крупный домовладелец с Фурштадтской улицы, добившийся очень многого благодаря женщинам, которые пленялись его мужественной красотой. Он говорил по-французски едва ли не лучше, чем по-русски, и был чистым французом по натуре: обладал беспечным и расточительным нравом и всегда находился в долгу как в шелку.

На торжественном обеде в Большом Петергофском дворце Александр III произнес короткий и энергичный тост, после чего раздались звуки «Марсельезы» – революционного гимна санкюлотов-тираноборцев:

Настал черед Лихачева, который напомнил о тесном переплетении судеб двух великих держав.

– Но хотя французы сожгли Москву, а русские взяли Париж, – воскликнул он, – те и другие оставались противниками, но никогда не были врагами!..

В августе того же года было заключено общедипломатическое соглашение между Россией и Францией, носившее сугубо секретный характер. А через год русская эскадра под флагом адмирала Авелана прибыла в Тулон. Газеты, журналы, брошюры заполнились репортажами о франко-русских торжествах. В Лионе, Марселе и Париже, где побывали русские моряки, особой популярностью пользовалась карикатура художника Каран д’Аша, [152]изобразившего Францию в образе разборчивой невесты, отвергающей одного за другим поклонников, а затем бросающейся в объятия русского казака. Не осталась в стороне кондитерская и винно-водочная промышленность: были изготовлены «франко-русские бисквиты к чаю», ликеры «Дуня» и «Москвичка».

Когда намечали кандидата для командования эскадрой, Александр III приказал отметить в списке против каждого адмирала, насколько он владеет французским языком. В список внесли три определения: адмиралы, вполне владеющие французским языком, владеющие в достаточной степени и не особенно владеющие им. В числе последних был контр-адмирал Авелан. Государь выбрал его как выдающегося флотоводца, а по поводу французского языка заметил:

– В таких случаях лучше меньше говорить, чтобы не увлечься…

В самом деле, некоторым военным чинам следовало набрать в рот воды. В том же году генералом Обручевым и заместителем начальника генерального штаба Франции Буадефром была подписана секретная франко-русская военная конвенция, носившая чисто оборонительный характер и не предполагавшая никаких территориальных приобретений за чей-либо счет.

Русский император уважал чужую собственность и не терпел ни малейшего посягательства на нее. Каждое лето государь выезжая на яхте «Полярная звезда» с семьей в финские шхеры для прогулок и любимой рыбной ловли. Ему нравилось хотя бы на короткое время отказаться от условностей придворного этикета и жить «как все». Однажды накануне встречи трех императоров Александр Александрович с государыней и детьми во время такого плавания решил высадиться на маленьком уединенном островке.

Островок казался необитаемым. Император со своим начальником охраны Черевиным готовил снасти, Мария Федоровна осталась на яхте, а Ники и Гоги беспечно бегали, собирали грибы и рвали цветы. В этот момент из кустов вышел заспанный и, видимо, похмельный крестьянин-чухонец. Строго обратившись к царевичам, он на ломаном русском языке объявил им, что здесь этого делать нельзя, так как островок принадлежит ему.