Олег Михайлов - Александр III - Забытый император

Александр III вздохнул:

– Да, котлу необходим предохранительный клапан.

И все же ближе, чем министр двора Воронцов-Дашков и Рихтер, был государю Черевин, которому он многое прощал. Человек острого ума и замечательный администратор, он еще молодым полковником получил приглашение генерал-губернатора Виленского края Муравьева на должность начальника канцелярии, когда того назначили для усмирения Литвы. Манера и речь Черевина были довольно прямые и резкие, что соответствовало характеру Александра III. Однако и он не мог рассчитывать на податливость императора.

Как-то после обеда Черевин, по обыкновению, играл с государем в карты; оба были сильно подогреты.

– Ваше величество, – приставал начальник охраны. – Будете ли вы горевать и плакать, когда я умру? Я чувствую приближение смерти. И мне не так жалко, что я умру, как жалко думать о том, как этим будете огорчены вы…

Император все повторял:

– Отстаньте вы от меня!

Тогда Черевин начал упрашивать Александра III, чтобы тот до его кончины пожаловал ему ленту Александра Невского. Он принялся перечислять всех своих сверстников, которые давно уже носят эту ленту, между тем как сам Черевин до сих пор имеет только ленту Белого Орла. [153]

– Ну и оставайтесь с ней, – последовал ответ.

Дело в том, что император награждал наиболее скупо именно своих приближенных да и вообще старался, в отличие от своего отца, раздавать поменьше орденов и лент.

В другой раз Черевин встретил в яхт-клубе посла в Персии князя Долгорукого. Тот усиленно обхаживал его, заказывал шампанское, а когда Черевин дошел до нужной кондиции, вдруг сказал:

– Петр Александрович! Упросите императрицу, чтобы меня назначили послом в Данию…

Такое назначение на родину принцессы Дагмары открывало блестящую карьеру в дипломатическом корпусе.

– Хорошо, я попробую, – легкомысленно согласился Черевин, хотя и знал, что Мария Федоровна не жалует князя.

В очередной раз за картами, когда они играли втроем с Александром III и государыней, Черевин, решив, что настал удобный момент, произнес:

– Вот князь Долгорукий упрашивает вас, чтобы вы назначили его послом в Данию.

Мария Федоровна холодно возразила:

– Как же я могу просить о назначении его послом, когда место это там занято?

– Совершенно верно, что место занято, – ответил Черевин. – Но только согласитесь на то, что если место это будет свободно, то Долгорукий будет назначен туда послом. Потому что раз вы это скажете Долгорукому, он ни перед чем не остановится…

– Так пусть он поедет в Данию, отравит посла, и место будет свободно, – добродушно вмешался император.

– Неужели так и передать князю? – изумился Черевин.

– Так и передайте, Петр Александрович, – заключил Александр Александрович. – Только, чур, от своего имени. Пусть это будет ваш совет…

Мирно и тихо протекали дни этого государя, мешавшего дело с потехой, государственные занятия с незамысловатой, но искренней шуткой. Застолья с начальником охраны не мешали ему в самых серьезных делах. Одним из них была российская история. Так, при ближайшем его участии было создано Императорское Историческое общество, во главе которого он находился.

Государь император, можно сказать, больше других наук любил историю, собирание археологических коллекций и много сил отдавал реставрации памятников старины, особенно связанных с патриотическими событиями в прошлом России. Вот почему так нравились ему беседы с Николаем Карловичем Шильдером, [154]генералом-историком и сыном боевого генерала. Какая несправедливость! Несмотря на его капитальные труды, при дворе и в военных кругах Шильдера вовсе не знали и путали с генералом Шильдер-Шульднером.

Как-то в Михайловском манеже, после парада, уже собираясь уезжать, Александр III сказал:

– Я видел здесь Николая Карловича. Я бы хотел переговорить с ним…

Свита недоуменно переглядывалась, не понимая, кто бы это мог быть. Император увидел их растерянность:

– Я хочу переговорить с генералом Шильдером.

Толпа расступилась, и скромно стоявший в задних рядах генерал-майор подошел к Александру Александровичу.

– Николай Карлович, – обратился царь к нему, – вы не могли бы уделить мне время для беседы? Я просил бы вас сесть со мной в карету.

– На другой день, – посмеиваясь, говорил Шильдер, – я проснулся знаменитостью. Ко мне приехало немало важных лиц, раньше не удостаивавших меня своим вниманием. Если верно говорят: «Sic transit gloria mundo», то можно сказать: «Sic gloria mundi advenit…» [155]