Ежи Анджеевский - Мрак покрывает землю

— Ты имеешь в виду, досточтимый отец, тот постулат, согласно которому причина любого прегрешения — в отступлении от веры?

Торквемада опустил веки и промолчал. Падре де ла Куеста с напряженным вниманием воззрился на него.

— Если бы мы захотели и сумели поглубже и повнимательней присмотреться к людским грехам, — после небольшой паузы сказал Торквемада, — то с легкостью убедились бы, что породившие их причины зачастую бывают страшней самих грехов.

Торквемада поднял веки.

— Отец Бласко, — в раздумье сказал он, — скажи мне как старшему, возлюбившему тебя брату…

— Слушаю, отче.

— У истинного христианина не может быть личных желаний и устремлений, которые противоречили бы установлениям Церкви.

— Да, отче.

— Все дела наши, помыслы и чаяния принадлежат Церкви. Но именно поэтому не только не предосудительно, но, напротив, даже похвально, если христианин лелеет в душе чаяния, которые, будучи его личными и, как таковые, направленные во спасение его души, одновременно служили бы ко благу Церкви. Так вот, скажи, есть ли у тебя сокровенные желания, заветные мечты, которые ты возлюбил в сердце своем и которые были бы пределом твоих земных устремлений?

Падре де ла Куеста помолчал с минуту.

— Если говорить откровенно, как на исповеди…

— Да, именно так!

— Признаюсь, уже давно есть у меня одно заветное желание. Мне хотелось бы, — да простит мне Бог мою гордыню — когда-нибудь в будущем, разумеется, по скончании долгих лет жизни его преосвященства кардинала де Мендосы, стать архиепископом Толедо.

В келье воцарилась тишина. Падре де ла Куеста стоял, опустив голову, и тщетно ожидал ответа. Но Великий инквизитор молчал.

На небе взошла луна, и бледный отблеск ее сияния проник в келью.

— Досточтимый отец, — тихим голосом произнес настоятель, — может, мое признание разгневало тебя? Может, желание мое чересчур дерзновенно? Но я хотел бы…

— Ступай спать, отец Бласко, — сухо ответил Торквемада. — Я вижу, ты нуждаешься в отдыхе после дневных трудов.

Падре де ла Куеста побледнел.

— Боже милостивый! Или мое желание столь предосудительно? Если ты считаешь: я недостоин такой высокой чести…

— Молчи! — Торквемада сделал нетерпеливое движение. — Неужели ты настолько слеп и глух и не понимаешь, чтó отвергаешь ради суетной славы и блеска? Чего ты возжаждал? Митру возложишь на голову, жить во дворце в роскоши и богатстве, придворными окружить себя, в пышных одеждах воссесть на епископский престол. Ты, доминиканец, этого возжаждал? И это твое заветное желание? Что с тобой сталось, какими опутан ты сетями? Твой обманчивый ум ввел меня в заблуждение, и я хотел возвести тебя в самое почетное звание, выше которого нет в нашей воинствующей церкви, назначив одним из инквизиторов королевства. А ты возмечтал стать толедским архиепископом!

— Отче!

— Или ты не понимаешь, что звание инквизитора, которое сопряжено не с почестями, а с тяжкими обязанностями, во сто крат важней всех вместе взятых епископских престолов! Важней кардинальской мантии! Важней папской тиары! Ступай спать, несчастный! Я обманулся в тебе.

Падре де ла Куеста упал на колени.

— Досточтимый отец, благодарение тебе. Я прозрел и вижу теперь — гордыня затмила мне очи и ввела в соблазн, но ради нашего великого патрона святого Доминика, заклинаю тебя, не отворачивайся от меня с презрением, прости мне минутную слабость и заблуждение.

— Не прощу! — пискливым голосом вскричал Торквемада. — Ты не отрок, недавно принявший постриг. Ты приор монастыря, пастырь сотен душ. Наставник молодых. У тебя уже седина в волосах. Сколько лет ты провел в монастырских стенах?

— Тридцать лет минуло тому.

— Тридцать лет! Ты доминиканец лишь по одежде, на словах!

— Нет, отче!

— Да! Твой ум и сердце, как ни прискорбно это, не принадлежат нам. Ты чужой в этих стенах. Тебе не место здесь.

— Прости, святой отец!

Торквемада с презрением посмотрел на коленопреклоненного.

— Встань! Тебе нет прощенья! Ты изменил своему призванию, изменил духу нашего святого братства.

— Отче, наложи на меня самую тяжкую епитимью, и я смиренно ее исполню.

— Епитимью? Ее нужно заслужить! А ты не заслужил этого. Но, чтобы твое желание исполнилось, я при первой же возможности доложу о тебе их королевским величествам и порекомендую назначить епископом в Авилу. Полагаю, со временем не минует тебя и Толедо.

Падре де ла Куеста поднял голову. Лицо у него было землисто-серое, глаза ввалились.