Вот и сейчас, пока братья судачили о делах черниговских, фрейлина быстролетной птицей влетела, по-свойски и без чинов устами Государыни приказала:
– Нечего рассиживаться! Кирилла – к Государыне!
Обратно на той же легкой ножке. Кирилл одно успел сказать старшему брату:
– Пожалуй, у меня будет время погостить у матери… Не до скончания ли века?..
– Ну-у, заладил!… У Елизаветушки гнев на милость быстро сходит. Ненароком и я там объявлюсь. Однако ж веди себя подобающе!
С этим напутствием он и пошел догонять фрейлину Авдотью. Да разве догонишь! В приемной зале Государыня ждала, не в личных покоях, это не обещало ничего хорошего. И барон Черкасов, проведя к восседавшей за служебным столом Государыне, по обычаю вон не вышел, с письменными приладами устроился у бокового столика. Никак записывать разговор? Уму непостижимо!
Кирилл Григорьевич исполнил весь придворный этикет, то есть с тройным поклоном подошел к грозному столу и остановился в двух шагах. Сесть не предлагали. Елизавета Петровна, ласковая Государыня, в завзятого канцеляриста обратилась, что-то выводила пером на листе гербовной бумаги. Хоть и издали, но Кирилл рассмотрел: попусту водит, кляксы какие-то ставит. Наконец надоело – перо в его сторону стрелой татарской полетело, с вихревым вопросом:
– Не много ль берешь на себя, Кирила?
Ни камергерства, ни президентства, ни гетманства, ни подполковника – просто Кирила. Так обычно в ссылку угоняют. Он ниже, чем от порога, поклонился:
– Сколько повелите, ваше императорское величество. Не более того.
Спокойный тон только разозлил Государыню. Краем глаза Кирилл видел, что барон Черкасов скрипит пером. Не со зла своего, по должности.
– И Божий гнев не страшит?
– Божьего гнева, раб недостойный, боюсь, а еще больше – гнева вашего императорского величества.
– Кто повелел тебе выгонять из полка, да при всех-то офицерах позорить графа Гендрикова?
Заминка с ответом вышла. Страшно было выговорить необходимое слово.
– Кто?!
Тут уж с полным раболепством:
– Никто…
Взмах руки, изгоняющей из кабинета.
– Так признаешь вины свои? Поклон лбом до самой столешницы:
– Вины мои безмерны, признаю, ваше императорское величество…
На какой-то миг задумалась, потупилась Государыня, но тут же вскинула светло-золотистую голову, никогда не знавшую пудры:
– Ага, безмерные! Так что же мне с тобой делать?.. Увидел, увидел барон Черкасов что-то такое, приговорное, в изменившемся лице Государыни, обмакнул в чернильнице свою остро отточенную гусыню, – почему-то не любил гусаков, гусынь предпочитал, – вышколенный личный секретарь изготовился записать неизбежный приговор… но тут задняя Дверь, соединявшая эту половину дворца с половиной первого камерге-ра, бесшумно растворилась, и вошедший Алексей Григорьевич с беспечным смехом спросил:
– А помните ли вы, моя Государыня, что такое потылица?..
Елизавета, сбитая с толку, глянула было на него – но как можно было глядеть на своего домашнего камергера?
– Потылица? Что еще за оказия?..
– Оказия… вот именно так оказалась! – Алексей Григорьевич, не спрашивая дозволения, подошел к ручке, а потом, эту же ручку приподняв, приударил ею по своей вспененной кружевами шее. – Вот она, потылица всякого верноподданного. Не будь братец в офицерском звании, я бы его покрепче поучил, своей-то рукой! – Рука была хоть и белоснежно выхоленная, но мускульная. – Ох задал бы!…
Елизавета Петровна вспомнила рассказы про прежнее ученье Кирилла. Чуток, но улыбнулась:
– Так, поди, болезно?
– Как не болеть! Но ежели от царской ручки, так быстро заживает. Подь сюда!… – Левой притянул братца носом к столу, а правой, все еще державшей царскую ручку, преизрядно хлопнул по склоненной шее.
– Так ведь больно ж!…
– Ах, Государыня! Простите. Но как иначе можно показать эту экзекуцию?..
– Экзекуция, говоришь? – не спешила Елизавета Петровна выдергивать свою ручку из холеной ручищи домашнего камергера. – Так она на правах строжайшего наказания?
– Наистрожайшие права! Уж я ль вас буду обманывать, моя Государыня?..
– Знаю, что не будешь, друг нелицемерный… умора, право, с вами! А ты чего там торчишь? – барона Черкасова вдруг как впервые увидела. – Ступай… да фрейлин для отрады пощипли!
Барон Черкасов с облегчением ретировался. А Государыня с неким всполохом вспомнила:
– Все разговоры, разговоры, а обедал ли ты, Алек-сеюшка?
– Вас дожидался, Елизаветушка. Думал, как исполните государственные-то дела…
Читать дальше