Русет еще ниже склонил голову.
– Достойный человек! – сказал везирь то ли с похвалой, то ли с иронией.
Он хлопнул в ладоши, и в шатер вошел чауш. Балтажи-паша шепнул ему что-то на ухо. Чауш поклонился и вышел.
– А что за человек царь? – спросил везирь бояр.
– Врага легче ругать, чем хвалить, – сказал Русет. – К великому нашему огорчению… – Он нерешительно посмотрел в глаза везиря.
– Говори, – подбодрил его Балтажи-паша.
– Нужно признать, – продолжал ворник, – что он поистине велик.
– А ты – правдив, – сказал везирь. – И заслуживаешь молдавского престола…
В глазах Русета засветился лучик надежды.
– Но прежде всего надо, – договорил везирь, – чтоб вы помирились.
В шатер вошли двое: впереди Маврокордат, за нам – Раис-эфенди.
– Добрый вечер, – сказал бывший господарь. Бояре поднялись с колен.
– Да смягчится твое сердце! – выдавил из себя Йордаки Русет. В голосе его дрожал страх. Подойдя к греку, он поцеловал его руку. – Прости мне мои прегрешения!..
– Только после того, как ты их искупишь, – ответил Маврокордат.
– Тот, кто осознал свои грехи, уже искупил их наполовину, – сказал Раис-эфенди.
– Я не назову тебя собакой, Кантемир-бей, хотя и следовало бы. Я не назову тебя подлецом, хотя ты заслуживаешь этого названия. И не напомню тебе, кому обязан ты престолом Молдавии и какое зло причинил своему другу…
Кантемир стоял перед Раисом-эфенди с непроницаемым лицом.
– У великих людей великие помыслы, – продолжал тот. – Так я говорил тебе когда-то. А теперь говорю: осуществить великие помыслы дано только трезвым людям. Очнись, Кантемир, и посмотри. Ты увидишь, как угасает завтрашний день. Это твой день угасает… Мы знаем все о войске царя. Знаем все о твоем войске…
– Но одного ты не знаешь, Раис-эфенди. Ты не знаешь, каким оружием вооружено мое войско.
– Вилами, – усмехнулся турок. – И еще. Стремлением к свободе. Но свободу не берут голыми руками.
– Берут!
В небе поднимался месяц – светлый, мирный. Лагерь спал глубоким сном.
– И это твое последнее слово?
– Да, – ответил Кантемир.
Раис-эфенди повернулся и направился к выходу из господарского шатра.
– А твое? – дрогнувшим голосом спросил Кантемир. Раис-эфенди остановился. Кинул через плечо:
– Твой сын пока еще жив… Пока еще! И он не в Стамбуле, а здесь… В нашем лагере.
Кантемир оперся руками на спинку стула. Лицо его по-прежнему ничего не выражало.
– Хочешь видеть его? – спросил турок.
– Нет, – ответил Кантемир.
Раис-эфенди молча смотрел на господаря. Сказал твердо:
– Если до рассвета ты не будешь в нашем лагере со всем своим войском, на восходе солнца голова твоего сына будет прислана тебе на подносе. Посмотрим тогда, каково будет у тебя на сердце к началу сражения!
Глаза Кантемира затуманились. Руки сильнее сжали спинку стула.
– Спокойной ночи! – Турок вышел.
Дробный топот копыт нарушил ночную тишину и стих вдали. Кантемир как подкошенный упал на софу.
– Два часа ночи! – услышал он голос караульного. – Спите спокойно, воины!
Голос другого караульного, уже ближе, повторил:
– Два часа ночи…
– …Спите спокойно, воины! – перекатывалось вокруг лагеря эхо.
– Спите спокойно!..
Кантемир протянул руку и погасил свечу.
…Светало. Небо на востоке порозовело. В молдавском лагере пропел петух. В турецком откликнулся другой. Потом снова наступила тишина.
Раис-эфенди оторвал взгляд от горизонта и посмотрел на вершину дуба, росшего неподалеку. Крона его вдруг задрожала, и дерево стало медленно клониться набок. Когда дуб рухнул, черный янычар провел ладонью по срезу, стирая выступивший сок.
Раис-эфенди повернул лицо, бледное от бессонницы, к мальчику.
Мальчик спал, свернувшись в клубок. Непокрытая голова покоилась на коленях. Розовый отсвет зари упал на тонкую шею, прочертив узкую, яркую полосу. За спиной мальчика дремали двое черных янычар. Двое белых янычар стояли возле Раиса-эфенди.
Прозвучал протяжный и чистый зов трубы. Молдавский лагерь пробудился, пришел в движение.
– Солнце взошло! – сказал Раис-эфенди.
Черные янычары очнулись от дремоты и глянули на мальчика. Мальчик поднял голову.
– Вижу, – сказал он и встал.
Раис-эфенди не спеша подошел к нему.
Мальчик смотрел в ту сторону, где находился молдавский лагерь.
– Ты был для меня сыном, – сказал Раис-эфенди. – А я для тебя – отцом. И не моя вина, что ты сейчас должен умереть. Виноват в этом твой отец, который…
Читать дальше