Энтони Леви - Кардинал Ришелье и становление Франции

Из анекдотов такого рода следует важный вывод. Он заключается не только в констатации малопривлекательного факта, что политическое будущее Европы, ее процветание и, более того, жизни сотен тысяч людей зависели от пустячных обид непоследовательных, но законных монархов, страдающих задержкой в развитии. Гораздо важнее, что Ришелье, в весьма изменчивых обстоятельствах и с использованием огромных запасов своего терпения, самоконтроля, психологической проницательности и способности пользоваться ее плодами, мог так направить взаимодействие сил, личностей и потенциальных возможностей, чтобы достичь своей цели — создания нации, осознающей себя как таковую и уверенной в себе.

К лету 1629 г. Ришелье уже не мог больше рассчитывать на помощь совета. Император по-прежнему не соглашался подтвердить права Карла I Неверского, кузена Винченцо Мантуанского и отца герцога де Ретеля, на Мантуанское герцогство. Обоснованное мнение Ришелье о том, что приоритетом Франции на данный момент должна стать ситуация в Северной Италии, стоило ему поддержки католического крыла. Его положение еще более осложнялось твердой решимостью вдовца Гастона жениться на дочери герцога, Марии Гонзага, вопреки столь же твердому стремлению Марии Медичи не допустить этого. [155]Хотя отношения между Ришелье и королевой-матерью оставались сердечными до конца лета, к сентябрю, когда Ришелье с триумфом вернулся в Фонтенбло, она была оскорбительно холодна с ним и поздравила только Луи де Марийака. [156]Король дважды пытался примирить их, но это отчуждение было достаточно явно продемонстрировано, для того чтобы Ришелье попытался официально, хотя и тщетно, попросить у короля отставки.

Принадлежавший к группировке «политических католиков» Мишель де Марийак, бывший член Лиги, прославившийся строительством церковных зданий, привычно и охотно заявлял о своем глубочайшем почтении к Ришелье, который отвечал ему взаимностью. Однако, судя по письму Марийака к Ришелье от 11 августа, некоторые разногласия все-таки существовали, и Ришелье пришлось опровергать слухи о возможном раздоре. [157]Ситуация с Берюлем была еще сложнее. Он обязан был своим местом в королевском совете Марии Медичи, а (в соответствии с «Мемуарами» Ришелье) саном кардинала, полученным в 1627 г., — Ришелье, который справедливо считал его «тихим и хроническим упрямцем». [158]Ришелье раздражали постоянные ссылки Берюля на некие явленные ему свыше «откровения», касающиеся, например, намерения Бога лично обеспечить сдачу Ла-Рошели, сделав тем самым осадные работы ненужными, или необходимости летом 1629 г. обратить свое оружие против англичан, вместо того чтобы проводить кампанию в Мантуе и Моферрате.

И Берюль, и Марийак по отдельности пытались предотвратить военную экспедицию, направленную на освобождение Казале. Но Ришелье, возможно, недооценивал прочность тройного союза, который образовали Берюль, Мишель де Марийак и Мария Медичи, преследовавшие политические в основе своей цели, представляемые как религиозные устремления. Сам Ришелье к этому времени уже осознал, что эти понятия нужно разделять. По словам Монгла, Мишель де Марийак и Берюль пробуждали в королеве-матери ревность, обращая ее внимание на то, как далеко ушел главный министр короля от былой близости с ней и в какую полную зависимость от него попал король. В своих письмах королю весной 1629 г. Берюль лицемерно уговаривает его не придавать значения семенам сомнения по поводу Ришелье, посеянным в нем письмом его матери, на написание которого он сам же, вместе с Мишелем де Марийаком, фактически вдохновил ее. Берюль и Марийак без труда эксплуатировали религиозные предпочтения Марии Медичи, и она была естественной противницей любого нападения на Савойю, правителем которой вот-вот должен был стать ее зять. В то же время Ришелье, конечно, понимал, что меры, которые он предпринимает в поддержку герцога Неверского, способствуют достижению его собственной цели — объединению Франции, поскольку лидеры французских гугенотов с энтузиазмом поддержат любой выпад против Испании, например, такой, какой подразумевает поддержка, оказываемая герцогу.

Положения не улучшала и растущая антипатия двадцатилетнего Гастона Орлеанского к Ришелье, несмотря на увенчавшееся успехом ходатайство кардинала о назначении того командующим армией, отправляемой в итальянский поход для восстановления герцога Неверского в его правах. Мария Медичи, чью неприязнь к герцогу усугубило сделанное им когда-то нелестное для нее сравнение между происхождением родов Медичи и Гонзага и которая хотела, чтобы Гастон женился на ее племяннице, сестре великого герцога Тосканского, думала, что Ришелье подстрекает Гастона идти против ее воли. Когда Ришелье изменил свое отношение и, как казалось, принял ее сторону, она сочла его просто неискренним.