Энтони Леви - Кардинал Ришелье и становление Франции

Жителям гарантировались свобода вероисповедания и всеобщая амнистия, и только менее дюжины лидеров должны были быть высланы на шесть месяцев без конфискации имущества. Восстанавливалось отправление католического культа, одну из гугенотских церквей предназначили под католический собор. Отец Жозеф отказался от предложенного ему нового Ларошельского епископата. Старые привилегии и органы самоуправления города ликвидировались, и назначался интендант, ответственный перед короной за финансы, суд и обеспечение порядка. Стены и бастионы города, кроме тех, которые защищали его с моря, подлежали сносу. Ришелье, стремившийся к мирному сосуществованию с гугенотами там, где это не вело к политической опасности, и видевший главную свою задачу на этом этапе в том, чтобы привести к покорности лангедокских гугенотов, считал такие меры слишком суровыми. Когда французские войска 30 октября вошли в город, в нем оставалось всего 5400 жителей из 28 000. [149]Свыше ста человек умерло из-за того, что их организм не смог воспринять нормальную пищу. Людовик XIII совершил торжественный въезд в город 1 ноября, и Ришелье снял с себя военные доспехи. 10 ноября английский флот ушел. Неделю спустя Людовик вернулся в Париж, а 20 мая 1629 г. был подписан мир с Англией.

Тем временем талант, смелость и энергия Ришелье завоевали всеобщие восторженные отзывы. В отношении к нему Людовика отчетливо прослеживалась привязанность, даже несмотря на тревогу по поводу верховенства его собственной власти и неуклюжие попытки продемонстрировать ее. Когда Ришелье остановил работы по разбору стен Ла-Рошели, Людовик выказал ему свое недовольство, а Ришелье уверял просителей, что был бы счастлив, если бы принималась хотя бы половина предложений, высказываемых им королю. Тем не менее король теперь полностью зависел от него, и Ришелье играл ведущую роль в формировании государственной внутренней и внешней политики. Никаких формальных изменений не произошло, но у Ришелье уже появилась возможность издавать указы от имени короля, о которых раньше монарх известил бы соответствующего государственного секретаря. Другие государственные секретари с радостью принимали четкие, обдуманные и понятные инструкции Ришелье. Фактически он стал главным министром, как бы ни старался он не уязвлять болезненное чувство собственного достоинства короля и не забывать о формальностях: «Вашему Величеству будет угодно приказать…», «Ему будет угодно написать письмо, в котором говорится о…». [150]

Из-за затянувшейся осады Ла-Рошели Ришелье пришлось отложить другие дела, требовавшие его внимания, в частности связанные с последствиями смерти бездетного герцога Мантуи Винченцо II Гонзага 26 декабря 1627 г.

Несмотря на спутанный клубок внутренних, династических и религиозных противоречий, в политической ситуации Западной Европы доминировала борьба за господство над центральными, в особенности немецкими, областями между австрийской династией Габсбургов и их католическими баварскими, рейнскими и испанскими союзниками, с одной стороны, и северогерманскими протестантскими князьями, с их голландскими, датскими и английскими приверженцами — с другой. Французские интересы могли бы пострадать в случае полной победы как тех, так и других сил. К счастью, вероятность и того, и другого исхода была мала, но смерть Винченцо тем не менее поставила Ришелье перед необходимостью принимать трудные решения. Дело еще больше осложнялось планами овдовевшего Гастона, который, потеряв первую жену при рождении ребенка 4 июня 1627 г., влюбился в Марию Гонзага, дочь Карла I, герцога Неверского, претендовавшего на Мантуанское герцогство, и Екатерины Лотарингской, которая умерла в 1618 г.

Эмиссары из Франции и самой Мантуи, направленные в основном по инициативе папы, убедили находившегося при смерти герцога Мантуи Винченцо подписать завещание, по которому подвластные ему территории Мантуи и Моферрата переходили его французскому кузену герцогу Неверскому. При поддержке папы, который разрешил отступить от норм кровного родства, была устроена поспешная женитьба сына герцога Неверского — герцога де Ретеля — на Марии Гонзага, племяннице и единственной близкой родственнице Винченцо, состоявшаяся на Рождество 1627 г., за день до смерти герцога. [151]И Испанию, и Савойю, которые настойчиво выдвигали свои претензии, казалось, перехитрили, но Мантуя была имперским владением и могла быть передана герцогу Неверскому, не являвшемуся прямым наследником, только если император удостоит его герцогского титула, чего Фердинанд II, которому самому нужна была эта территория, делать не собирался.