Когда под Аррасом убили лошадь Сен-Мара, его спутники высмеяли его, заявив, что, по их мнению, ему лучше удаются танцы, чем битвы. Фаворит попытался присоединиться на ходу к другому отряду, но был отправлен обратно на линию огня командующим Шатийоном. Сен-Мару сказали, что Ришелье подправил отчет об этой схватке, появившийся в «Gazette», с тем чтобы защитить фаворита от конфуза, в то время как «Mercure» приписала командование этой группой герцогу Энгиенскому. Теперь вражда Сен-Мара и кардинала превратилась в дело чести. Людовик продолжал сообщать о своих любовных ссорах с фаворитом Ришелье, который мог только надеяться, что столь бурные, разрушительные и неровные отношения изживут сами себя прежде, чем причинят слишком много вреда.
Это и произошло, но не так, как предпочел бы Ришелье. Во-первых, Сен-Мар выдвинул новые требования, пожелав для себя невесты королевской крови, а затем, когда Ришелье отказал ему в женитьбе на Марии Гонзага, дочери герцога Неверского и невестке Марии Гонзага, герцогини де Ретель, которая впоследствии случайно приведет к крушению его итальянскую политику, Сен-Мар присоединился к заговору, предполагавшему убийство кардинала.
Тем временем Ришелье в первые месяцы 1641 г. устраивал свадьбу своей не блиставшей красотой племянницы, двенадцатилетней Клер Клеманс де Брезе, с семнадцатилетним герцогом Энгиенским, впоследствии ставшим «Великим Конде», но пока еще наследником первого принца крови и, разумеется, самым выгодным женихом Франции. Его отец, нынешний принц, выступил инициатором этого проекта, желая прибрать к рукам огромное наследство Ришелье. Однако Ришелье просто выплатил долг Конде, дав за Клер Клеманс 300 000 ливров приданого, но при этом объявил, что решил исключить ее из своего завещания. Конде надеялся опровергнуть завещание, к тому времени еще не составленное, и продолжал с энтузиазмом относиться к этой партии, которая его сына совсем не привлекала, хотя его и заставили сказать обратное. [297]
Как и все остальные гранды, настроенные враждебно по отношению к Ришелье и стремившиеся устранить его, если потребуется, даже путем убийства, Сен-Мар обратился сначала к группировке, окружавшей королеву-мать и Гастона Орлеанского, к которому после 1638 г. трон уже не мог перейти автоматически в случае смерти короля. Рождение дофина означало, что наилучшей возможностью для Гастона стать королем теперь стало свержение брата.
Неприязнь к Ришелье была сильна и в окружении Жана Франсуа Поля де Гонди, с 1652 г. — кардинала де Реца. [298]В своих записях, изданных под названием «Мемуары», Рец утверждает, что в 1638 г. он добровольно предложил уступить первое место на заключительном экзамене на соискание степени доктора теологии Анри де Ла Мот-Уданкуру, кузену и протеже Ришелье, который впоследствии станет епископом Реннским и архиепископом Ошским. [299]Когда Ришелье высокомерно отверг это предложение, подавляющим большинством голосов награду присудили Рецу. В «Мемуарах» утверждается, что Ришелье из-за этого угрожал снести новую капеллу, которую он начал строить для Сорбонны.
Тетка Гонди — мадам дю Фаржи — была приговорена к смерти в 1631 г., нашла убежище в Лотарингии и умерла в Брюсселе в 1639 г., но она, безусловно, была причастна к заговорам и к планам убийства Людовика XIII и Ришелье, да и сам Гонди, по-видимому, имел к ним отношение. Возможно, он принимал более активное участие в заговоре, возглавленном графом Суассонским в 1641 г. В любом случае вражда между семейством Гонди и Ришелье имела долгую историю, длившуюся еще с тех пор, когда брату Гонди пришлось оставить пост командующего галерами и уступить его Пон-Курле.
В 1641 г. все оппозиционеры объединились впервые после «дня одураченных». Ришелье, выжав деньги из духовенства, унизил парламенты. Король, приняв участие в заседании Парижского парламента, недвусмысленно запретил независимым судам принимать решения, касающиеся государственных дел, административных или финансовых вопросов, и вообще всего, что имеет отношение к управлению, тем самым лишив их какой-либо политической роли. Их деятельность, таким образом, была ограничена отправлением правосудия, а советники, не желавшие соглашаться с такими ограничениями, обнаружили, что их должности упразднены. Негодование, которое вызвала эта абсолютистская мера, уничтожившая последние остатки представительной системы в управлении страной, было, естественно, замечено в Испании, где брат Филиппа IV, кардинал-инфант Фердинанд, увидел в этом последний шанс для Испании и имперских сил, чтобы раздуть пламя волнений, вызванных политикой Ришелье в самой Франции.
Читать дальше