Ришелье сопротивлялся попыткам причислить его к любому движению, которое выступало от лица французского духовенства против Рима. [293]Этому совсем не способствовало то, что Урбан VIII отказался отслужить заупокойную мессу в Риме по кардиналу де Ла Валетту, сорокасемилетнему генералу французской армии. Он умер от пневмонии во время перемирия, которое закончилось провалом попытки отстоять Турин для Кристины Савойской.
Склоки в Риме между французскими и испанскими представителями усиливались, выливаясь в весьма живописные инциденты: французская церковь предоставила убежище для турецких невольников из испанского посольства, а конюший французского посла, чей слуга-римлянин был приговорен к отправке на галеры за открытие игорного притона, был застрелен из ружья. Голова убитого конюшего была снабжена запиской с именем ее хозяина и выставлена на всеобщее обозрение, а затем сброшена в яму с останками других преступников.
Французский посол д’Эстре, сообщил Ришелье о всеобщей убежденности в том, что это убийство оплатил Барберини, и получил распоряжение не посещать аудиенций папы и приемов Барберини. Урбан VIII отправил в Париж своего нового нунция Рануччо Скотти, который симпатизировал испанцам и бестактным образом пытался достичь мира, к которому стремился папа. Скотти в должное время ввязался в продолжительный и смехотворный с нашей точки зрения спор по поводу предписанной протоколом необходимости пожать руку Шавиньи, который был не принцем, а всего лишь государственным секретарем. Когда их встречи избежать было уже нельзя, она была устроена на нейтральной территории и Шавиньи опоздал. Они обменялись мнениями по поводу турецких невольников, отказа отслужить заупокойную службу по Ла Валетту и убийства конюшего.
Знатоки эпохи барокко оценят события, последовавшие за отказом нунция принять документ, адресованный королем папе и требующий удовлетворения за причиненные оскорбления. Шавиньи безуспешно пытался прочесть этот документ нунцию, а затем приказал доставить его тому в резиденцию. Когда оказалось, что нунций отсутствует, чиновники сказали, что они подождут. Когда нунций вернулся, то отказался брать его. Они попытались прочесть ему документ, но он ушел в соседнюю комнату и захлопнул дверь перед лицом французского чиновника, которому поручили передать его, поэтому тот оставили документ на столе. Кто-то бросил чиновнику пакет, но он не поднял его. Только он успел сесть в свой экипаж, как один из слуг нунция побежал за ним и бросил пакет ему на сиденье. Даже сегодня, по прошествии трех с половиной столетий и несмотря на наши знания о системе ценностей, в свете которых все эти жесты казались значимыми, шокирует сам факт того, что представители Франции и Рима решали вопросы национальной автономии, ведя себя словно капризные дети, играющие в глупые протокольные игры в обстановке конфликта, несущего страдания и бесчисленные смерти.
Епископы тогда получили распоряжение не иметь никаких дел с папским нунцием; чтобы помешать входу и выходу из нунциатуры в период между сумерками и рассветом, была поставлена специальная охрана. Ришелье оставался в стороне и написал исполненное чувства собственного достоинства, но примирительное по тону письмо кардиналу, исполнявшему обязанности государственного секретаря в Риме, несмотря на то что Скотти оскорбил его, заявив, что французские епископы «за папу и против короля». В феврале 1641 г. Ришелье, наконец, вынужден был разрешить проведение чрезвычайной ассамблеи духовенства. После повторного заседания в Манте она проголосовала за то, чтобы дать Ришелье две трети из семи миллионов ливров, которые тот просил. Папа выпустил осуждающую буллу, потому что Ришелье, запретивший участвовать в этих дебатах шести епископам, затронул права церкви. Ришелье направил эту буллу в парламент, который, как и предполагал Ришелье, послушно запретил ее публикацию.
Привязанность, которую Людовик XIII испытывал к Клоду, герцогу де Сен-Симону, прошла в 1635 г., когда Людовик влюбился в Луизу де Лафайет. Земли Сен-Симона в этом году были возведены в достоинство герцогства-пэрства, но он оказал себе плохую услугу, предложив королю сделать Луизу своей любовницей, поскольку именно ее благочестивая невинность и привлекала короля. Наконец, Сен-Симон впал в немилость у Ришелье, предупредив своего дядю Сен-Леже, который сдал Ле-Катле 25 июля 1636 г. после всего двух дней обороны, о том, что его намерен судить Королевский совет, а это означало почти неминуемую казнь. Сен-Симон был членом совета, и благодаря его предупреждению Сен-Леже был казнен только заочно, сбежав всего за два часа до ареста. В итоге Сен-Симон получил разрешение удалиться в свои владения.
Читать дальше