Фридрих Великий тоже не остался без фарфорового завода. В 1763 году, заключив мир с соседями, он приобрел мануфактуру, основанную двумя годами раньше предприимчивым финансистом Гоцковским, который в это время испытывал серьезные денежные затруднения. Гоцковский купил секрет фарфора у помощника Бенкграффа. В распоряжении Фридриха по-прежнему находились опытные мейсенские мастера, насильно перевезенные в Берлин во время войны. Ни одному из них не позволили вернуться на родину. Теперь у Фридриха было все, чтобы начать выпуск собственного фарфора.
А пока по всей Европе открывались фарфоровые заводы, сводя на нет былое превосходство Саксонии, в самом Мейсене тоже произошли значительные перемены. Как только прусская угроза миновала, Херольд вернулся из Франкфурта, где благополучно пересидел всю войну, и первым делом представил счет на восемь тысяч двести талеров для покрытия расходов за время вынужденного изгнания — вдобавок к тому жалованию, которое все это время получал. Однако ему было уже шестьдесят шесть лет, и хотя он по-прежнему официально числился инспектором фабрики, на самом деле всем заправлял Кендлер. Херольд пришел в ярость, узнав, как легко неутомимый скульптор заступил на его место и как умело руководил фабрикой в тяжелые годы прусской оккупации. Из рассказа о заседании дирекции через год после возвращения Херольда видно, насколько велика была его неприязнь; он обличал «халатность, безответственность и нечестность большей части руководства, среди которого особо отметил придворного комиссара Кендлера».
Однако дни Херольда миновали, и его жалоб никто не слушал, тем более что живописным отделом теперь руководил другой человек. Два года спустя, после смерти жены, он попросил дозволения съехать из комнат в Альбрехтсбурге и удалиться на покой. После продажи большого поместья в соседнем Плоссене, купленного его женой в 1741 году, Херольд вернулся в Мейсен и приобрел просторный дом на углу Флейшергассе. (Этот дом сохранился до наших дней.) Перед уходом со службы ему пришлось дать обязательство никогда не покидать Саксонию и письменно изложить все, что он знал о производстве фарфора и составлении эмалей. Кендлер наконец-то избавился от заклятого недруга — теперь никто не мешал его работе.
Однако освобождение пришло слишком поздно. Слава Кендлера тоже близилась к закату. Яростные битвы, раздиравшие Европу, не остановили стремительное течение моды. Томные фарфоровые пастушки и дамы в кринолинах теперь выглядели так же несовременно, как некогда шинуазри Херольда. На смену рококо пришел простой и строгий классицизм.
Мейсен, тяжело возрождавшийся после разорительной войны, не мог угнаться за модой. Прибыли снижались. Понимая, что выживание завода зависит от способности перенять новый стиль, дирекция обратила взоры к Франции, где он изначально и зародился. В Париже отыскали молодого талантливого мастера, Мишеля Виктора Асье, и пообещали ему высокое жалованье (на пятьдесят процентов больше, чем обычно платили в Мейсене), казенное жилье и ту же должность, что у Кендлера — главного модельера.
Раздавленный годами прусской оккупации, обвинениями в коллаборационизме, раздававшимися с первых дней мира, а главное — крушением своей навязчивой мечты об исполинской конной статуе (расходы на которую ему так и не возместили), Кендлер столкнулся с очередным унижением — никто больше к нему не прислушивался, никто не принимал в расчет его прошлых заслуг. Асье, на тридцать лет моложе Кендлера, принес умирающей мануфактуре новые идеи и новую надежду, и все заказы поступали прямиком к нему. Кендлер был теперь никому не нужен.
Трения с Асье заметно сказались и на характере скульптора. Открытость и дружелюбие сменились замкнутостью и высокомерием. Он стал груб с подчиненными, в его работах этого периода нет прежнего обаяния. Ему так и не удалось приспособить свой живой, выразительный стиль к холодным статичным позам, которых требовали новомодные классические сюжеты.
26 января 1775-го, на семьдесят девятом году жизни скончался Иоганн Грегор Херольд. Кендлер, вероятно, не без трепета услышал о смерти заклятого врага. Его собственно здоровье к этому времени тоже пошатнулось, но он продолжал работать, создавая новые модели и предлагая реформы, которые повысили бы эффективность завода. Умер Кендлер в мае 1775-го, в возрасте шестидесяти восьми лет, из которых сорок четыре были целиком отданы Мейсену.
Читать дальше