Димитр Димов - Табак

Итак, Мичкин понял, что защита холма имеет глубокий смысл и что стоит умереть за партию, которая приняла его в свои ряды и доверила ему пятнадцать бойцов. Все, что Мичкин чувствовал в эту минуту, вполне оправдывало доверие партии, однако он не удержался и принялся ругательски ругать Шишко, не считаясь ни с тем, что Шишко политкомиссар, ни с тем, что этот старый рабочий-табачник руководит сейчас всей операцией. Мичкин бранился и сквернословил, а когда с ним такое случалось, все знали, что положение почти безнадежно.

Сейчас Мичкин громко и сердито ругал Шишко за медлительность, называя его то бурдюком, то старым ослом, то старым хрычом. Он твердил, что несколько подожженных вагонов с повидлом и табаком не могут оправдать смерть уже павших в бою тридцати человек и что этого надо было ожидать, если штаб назначает политкомиссаром такого растяпу, как Шишко. А бойцы слушали и молчали. Они знали, что Мичкин вне себя и говорит такие речи именно потому, что решил умереть здесь и без колебаний застрелит любого, кто попытается бежать или отойти хоть на шаг от холма. А раз он решил умереть, ему было все равно, отдаст его Шишко или не отдаст на суд партии за все эти тяжелые оскорбления.

Но вдруг Мичкин перестал ругаться. Пока колонна немецких машин спускалась по бесчисленным петлям шоссе, стрельба у станции усилилась. Усиливалась она постепенно, со всех сторон, образуя огневой полукруг, который охватывал цистерны с бензином, по приблизиться к ним не мог. Все чаще стреляли немецкие пулеметы, и теперь люди на холме почувствовали в их трескотне какое-то замешательство, какую-то нервозность, перешедшие в тревогу, а затем в панику. Все пулеметы и вообще все оружие, которым располагали немцы, теперь не умолкало. И среди этой непрерывной и беспорядочной панической стрельбы снова раздались глухие взрывы гранат. Мичкин догадался, что Шишко атакует цистерны. Но эта атака во многом отличалась от первой. В ней не было бешеного нетерпеливого напора Динко, который вел людей, не думая о жертвах. Шишко готовил атаку медленно и последовательно. Наверное, люди его продвигались вперед ползком, сантиметр за сантиметром, чтобы выйти на удобные исходные позиции, откуда можно было поразить гранатами пулеметные гнезда противника. Грохот рвущихся гранат нарастал, а пулеметная стрельба внезапно ослабела. Спустя мгновение из зеленоватого облака дыма, которое скрывало станцию, поднялся высокий ярко-желтый огненный фонтан, а за ним последовал громкий взрыв, и плотная воздушная волна захлестнула все вокруг. Через полминуты поднялся еще один фонтан, потом второй, третий… Цистерны взрывались одна за другой, изрыгая гейзеры горящего бензина и окутывая пространство огромными черными клубами дыма. Сквозь этот дым огненные языки казались темно-красными, а равнину заливало кровавым светом.

– Кончено, ребята!.. – радостно закричал Мичкин. – Наши подожгли бензин… Этот старикашка иной раз кое-чего стоит!

Никто не отозвался. Все впились глазами в страшное зрелище взрывов. Стрельба умолкла. На светлом фоне зарева, в клубах черного непроглядного дыма метались фигурки людей, спасавшихся от пламени.

В который раз Мичкин посмотрел туда, откуда двигался противник. Моторизованная колонна спустилась почти к самому подножию горы. Зарядив последнюю мину, Данкин бежал к холму. В лимузин с лимонно-желтыми фарами торопливо усаживались докторша и сопровождавший ее высокий седой мужчина. Они сели на передние места, а позади, завернутый в одеяло, безмолвные и страшный, по-прежнему торчал покойник. Седой нервно погнал машину, словно желая поскорее бежать от этого ужасного места. Теперь в машине было одним путником меньше – его труп с пулей в затылке валялся рядом с кюветом. Все это Мичкин заметил в какие-то несколько мгновений, при яркой вспышке очередного взрыва. Потом она погасла, и теперь светила только луна, но свет ее казался мрачным и слишком слабым, словно огонек лампадки после того, как потушат электрическую лампу.

Мичкин почувствовал, что кто-то дергает его за локоть. Это был один из бойцов Шишко, весь в поту и копоти.

– Товарищ Мичкин!.. Письменный приказ от политкомиссара… Распишись.

Мичкин взял бумагу и расписался химическим карандашом при свете электрического фонарика. Приказ гласил: «Держать холм до сигнала красной ракетой. Мы начинаем отходить. Шишко». Записка была написана неуверенным корявым почерком человека, окончившего четыре класса, но приказ был ясен и четок, как все у Шишко. Мичкин вернул его и мрачно спросил: