Николай Задорнов - Золотая лихорадка

Санка Барабанов повел Василия вниз, показал свою каюту. Он уходил в далекое плавание. Отец посылал посмотреть божий свет. Знакомые обещали устроить его на работу. Санка хотел выучиться, узнать машины.

– А ты не привыкнешь? Вернешься ли? – спросил Василий.

Санка хитро засмеялся. Он все мог бы. Но отца подводить не будет.

Отец затевал большое дело, и он решил переезжать во Владивосток.

Васька вернулся на берег и посмотрел сверху на далекий пароход. И жалко и грустно ему было, что уезжает Санка, старый товарищ детства.

– Да, умеючи можно получить любое позволение, – сказал Иван.

Василий подумал, что за такие богатства, какие Иван туда отправляет, конечно, они благодарны ему, приняли как гостя.

Но не богатства и не новые невиданные края заботили Василия. Он хотел не нового края, а нового устройства жизни в том краю, где сам он был новоселом, куда привели его в детстве родители. Не в далеких странах искать счастья! Надо было идти помогать Тимохе. Дома отец с матерью, Катька… «А как мы сойдем с парохода без Сашки?»

… А на сопках в вершинах лежит уже снег. В Уральском еще тепло. «Казакевич» гудит, отходит в Хабаровку. Уезжает все начальство, производившее разгон прииска.

На прощание Барсуков зашел к Ивану Карповичу. Он сказал, что дело Сашки будет представлено генерал-губернатору.

Накануне вечером Василий провожал его.

– Отец мой не читал книг о социализме, но он как-то дошел до всего сам, – говорил Василий. – Нам с детства об этом говорил. Когда мы ему рассказывали, то он не удивлялся, словно знал уже современные взгляды… И глядя на него, мне казалось, что существует как бы совпадение поисков. Поэтому даже простые люди, как мой отец, быстро понимают то, что хотят революционеры.

– Да. Есть закономерность в развитии общества, – отвечал Барсуков.

– Мы и об этом говорили.

– Вы будете переписываться с вашим товарищем?

– Да, мы обещали не терять друг друга из вида. Теперь он в Хабаровке.

Тимоха и Василий везли на телеге новые жернова, когда их приостановил какой-то человек. По бороде и по виду он принял Силина за кержака.

– Нет, я православный! – ответил Тимоха.

– Своих никак не найду… Мы проездом, – сказал бородач.

– Куда же вы?

– В Америку.

– Что это, куда несет? Кто вам рассказал? Как вы дорогу нашли?

– Пароход повезет! В России жили да перешли в Сибирь, а братья мои со старого места с поляками уехали в Америку. Выслали мне деньги, паспорт. Пишут, что там утеснения нет – нашей вере свободней…

– Расею-то не жалко ли? – спросил Тимоха.

– Да надоело маяться. Все всегда виноваты, чего ни сделай! А там свобода!

– Н-но! – вдруг хлестнул коня кнутом Тимоха, и телега с жерновами тронулась, громыхая на глубоких выбоинах и на засохших комьях грязи. – Н-но! Зараза! Из-за старой веры хочет на чужбину идти! Ты попробуй тут проживи… Тасканый же народ, эти староверы… А начальство все им разрешает… кто-то и об их переселенье хлопочет. Кому в Америку, а кого за одни разговоры – в каторгу.

– А в Америке красивые люди? – спрашивала Ваську дочь экономки, молоденькая, крещеная бурятка в русском сарафане.

– Есть красивые, – отвечал он и невольно залюбовался пристальными ее черными глазами, – а есть черные, как чугун!

Вася думал, что он не завидует Санке. Он хотел бы не в Америку.

«Отец заронил во мне другие желания!» – думал он, возвращаясь с Тимохой на последнем купеческом буксире. Приходилось помогать во всем команде, стоять с шестом, охраняя борты от наносных лесин, приходилось рубить и грузить дрова на остановках.

Васька вспомнил, как Катерина однажды слушала проповеди Корягина и в знак согласия кивала головой, но не вниз, а вверх, словно ее вздергивали удилами или она сильно изумлялась.

А Илья сидел тогда довольный, смотрел пристально, лицо его было степенным, он сложил руки на брюхе, в любимой своей позе, закинув одну ногу под скамью, а другую выставив.

На рождество должны съехаться в церковь хищники, и последние их заработки в мешочках, недомытые их мечты и богатства надо было раздать, чтобы несли кабатчикам, торгашам и контрабандистам, а оттуда все стекалось бы в золотые груды, в подвалы.

После этого надо было отрабатывать Ивану Карпычу.

Потом он вспомнил, как Катя говорила его матери: «Когда я его встретила – удивилась. Я думала, все пьют. Я с самого малолетства среди пьяных, матюкаются и пьют. И Васька меня тот год все отучал и останавливал».