Михаил Каратеев - Русь и Орда Книга 2

*Боруссы, или пруссы, – племя, родственное литовскому, населившее нынешнюю Пруссию и почти полностью истребленное рыцарями Тевтонского ордена.

– Где же ты по-нашему научился?

– Да у Ольгерда ж. Почитай, у него все войско по-русскому говорит.

– Так… А тебе, часом, не случалось видеть у немцев самопалы либо арматы огненного бою?

– Случалось, княже. Однова мы у рыцарей такую армату отбили, и я добре разглядел, как она сделана.

– И выпалить из нее сумеешь?

– Сумею, государь, коли огневое зелие будет.

– Вот это добро! Такой человек мне надобен. Мыслю и я невдолге завести в своем войске арматы, – тогда поставлю тебя учить людей огненному бою, а покуда тебе и иное дело сыщется. Коли будешь мне верен и к службе окажешься усерден, – на меня не посетуешь.

– Челом тебе, княже великий!

– Челом, челом… У нас говорят: спаси Бог либо спаси Христос! Да ты какой веры? Чай, вы, боруссы, язычники?

– Народ наш молился своим богам и наивыше всех чтил мать-землю Жемину да бога войны Натримпа. Рыцари нас обращали в христианство силою, но когда покинули нас наши боги и уразумели мы суть новой веры, – стали принимать ее и сами, без понуждения. И я принял.

– За это хвалю. В чем же, однако, уразумели вы суть Христовой веры?

– В том, княже, что кому нет удачи на этом свете, будет удача на том. И поелику немцы нас мучают здесь, на земле, мы их будем мучать в жизни вечной, – убежденно ответил Драница.

Услышав такое рассуждение, смешливый Бренко прыснул в кулак. Улыбнулся и Дмитрий.

– Ну, это вы того, – промолвил он. – У нас не так. Немцы хотя и христиане, но еретики, и за то самое их бесы в аду и без вас намучают. А ты, коли хочешь служить мне, изволь креститься в нашу, православную веру.

– Воля твоя, великий государь, – покорно ответил Драница.

– Ну то-то… Был ты Яном, у нас станешь Иваном. А по родителю как ты зовешься?

– Отец мой по имени был Гримонт, княже великий.

– Похоже на Григория. Стало быть, у нас будешь зваться Иваном Григорьевичем. Ты, Миша, – обратился князь к Бренку, – устрой его покуда у себя, да скажи отцу Мефодию, чтобы его скорее окрестил. А там поглядим, где ему поместье выделить и к чему приставить.

*Огневым зелием назывался порох.

Подойдя к главным, Боровицким воротам, получившим это названии от некогда дремучего, а теперь уже сильно поредевшего соснового бора, подступавшего здесь вплотную к городу, – Дмитрии Иванович поднялся на венчавшую ворота башню и осмотрелся кругом.

Десятки раз уже глядел он отсюда на новые, вырастающие вокруг его столицы укрепления, – радостно было глядеть, – и имеете со стенами в сердце его вырастала затаенная гордость собой: ведь это его воля подняла тысячелетиями лежавший в земле камень и превратила его в неприступную белокаменную твердыню!

Но сегодня ему пришла и другая мысль: да, все это создано его велением, но люди-то каковы! Ведь не минуло и полутора лет с того дня, как заложил он в основу этих укреплении первый камень, а сейчас погляди: вьется вокруг города пояс высоченных каменных стен, коих не сокрушить никакому ворогу! Снизу они много толще, но и по самому верху можно без боязни гнать на двух тройках рядом. И все это поднято руками своих, владимирских мастеров, по расчетам и указаниям не заморских зодчих, а своих же, русских. Отколе только взялись! Вот хоть бы Федька Беклемиш: на вид куда увалень, а оказался ума палата и в работе горел! Эн какую, башню вымахал! И бояре его пожалую… А Тимоха Векшин: пришел в лаптях, на вид лядащий, попервых работал как все, а ныне такого умельца хоть и в Цареград не стыдно. Этого деньгами одарю да вотчиной, – в бояре он рылом невышел… Да, башковит русский народ и руки у него золотые! Чего бы только он не достиг, кабы дать ему единую разумную волю да сбросить с его богатырских плеч постылый татарский гнет! И я его сброшу! – уверенно подумал Дмитрий. – Братьев родных не пожалею, коли станут мне в том помехой! Непокорное княжье буду давить как вшей, землю стану есть, а сброшу! Инако не достоин я перед Богом княжить над таким народом!

Спустившись с башни, Дмитрий, со своими провожатыми, двинулся по верху стены на восток, вдоль речки Неглинной. Здесь все каменные работы были закончены, и сейчас плотники, между идущими но внешнему краю стены массивными каменными зубцами, прилаживали толстые дубовые щиты – «заборалаа, с проделанными в них скваясшши. Чуть поодаль, с внутренней стороны укреплений, сотни две обнаженных по пояс рабочих в облаке пыли рушили кусок деревянной стены старого кремля. Чтобы не оставлять город без защиты, на случай всегда возможного нападения, – ее сносили по частям, по мере того как сажень на двадцать впереди вырастала новая каменная стена, охватывающая, таким образом, гораздо более обширное пространство.