Герман Нагаев: Пионеры Вселенной

– Успеем напиться чаю – еще рано.

– Нет, голубчик, я побегу, спасибо! Теперь мы не должны терять друг друга из виду. – Сергей достал визитную карточку, исправил карандашом номер квартиры и подал Кибальчичу.

– Вот, Коля, в любое время ты будешь самым желанным гостем.

– Благодарю, Сережа! – Кибальчич несколько раз перечитал адрес и, чиркнув спичкой, поджег карточку. – Я запомнил. Ну прощай, коли торопишься.

Они обнялись.

– Спасибо, Коля. Спасибо за все! Будь здоров, и да пошлет тебе бог удачу!

– И тебе, Сережа, удачи и счастья!

– На пасху жду обязательно.

– Спасибо, друг! Если буду жив, навещу…

Сергей сбежал по лестнице и, никого не встретив во дворе, вышел на улицу. Солнце уже взошло. Свежий снежок слепил мерцающими искрами. Под ногой похрустывал тонкий ночной ледок. Морозный воздух приятно бодрил и радовал.

Когда Сергей дошел до угла, послышался визг полозьев и крик кучера. Из-за поворота вылетел арестантский возок с жандармами на ступеньке.

Сергей вздрогнул, замедлил шаг. Возок поворотил за угол и помчался к Петропавловской крепости.

«Кого-то схватили, – с горечью подумал Сергей, – теперь начнут «распутывать»…» Его мысли опять перенеслись к Кибальчичу. Четко послышались сказанные при прощании слова: «Если буду жив…» «Что все это значит? Неужели Николай участвовал в покушении на государя?.. Все это чудовищно. И все-таки я люблю Николая. Он честный, благородный и мужественный человек. Правда, он вступил на опасную стезю, но, может быть, именно этот путь единственно верный к свободе и братству?»

Кибальчича неудержимо тянуло на улицу: не терпелось узнать подробности о вчерашнем взрыве, но он заставил себя остаться дома – таков был приказ Исполнительного комитета «Народной воли».

Днем, когда вернулась хозяйка Анастасия Маркеловна – вдова коллежского регистратора, высохшая, подслеповатая ворчунья, – он сказался больным и попросил сходить за газетами.

– Не все вдруг, сударь мой, не все вдруг, – шамкала хозяйка. – Вот ужо согрею самоварчик, да напою чаем с малиновым вареньем, да достану из сундука волчью шубу, да укрою вас с головы до пят – тогда можно и за газетами… А малинка – средствие верное! Мой-то, Иван Калистратович, покойник, бывало, чуть попростынет, сейчас же велит подавать чаю с малиной, да и того – под волчью шубу. А шуба у нас особенная – по наследству от свекра досталась. В ней пуда полтора весу. Пропотеете этак-то, и всю хворь как рукой сымет.

– Спасибо за заботу, Анастасия Маркеловна, – конфузясь, сказал Кибальчич, – боюсь, как бы вас не обременить.

– И… какое обременение, голубчик? Это я шутя излажу…

Через час Кибальчич уже лежал под толстой, пахнувшей затхлостью и нафталином тяжелой шубой, взволнованно просматривая свежие газеты.

В «С.-Петербургских ведомостях» о взрыве ничего на сообщалось. Только в «Правительственном вестнике», в одностолбцовой рубрике «Хроника», он отыскал скупую информацию:

«5 февраля, в 7 часов пополудни, в подвальном этаже Зимнего дворца, под помещением главного караула, произошел взрыв. При этом убито 8 и ранено 45 нижних чинов караула от лейб-гвардии Финляндского полка; повреждены пол в караульном помещении и несколько газовых труб. Приступлено к выяснению причин».

Кибальчич несколько раз перечитал сообщение. «Странно, пишут, что поврежден пол и несколько газовых труб. Можно подумать, что никакого покушения и не было… Тогда откуда же восемь убитых и почти полсотни раненых? Значит, взрыв был большой силы… Нет, тут что-то не так…»

Кибальчич опустился на подушку, прислушиваясь, как хозяйка разговаривает с кошкой. Ему было жарко и тяжело под шубой, хотелось спихнуть ее, но хозяйка могла войти.

– А вот я сейчас, Мурочка, пойду в лавку и принесу тебе ливерных обрезков с кожуркой…

Хозяйка, постучав, заглянула в комнату. Кибальчич притворился спящим. Она прислушалась и ушла. Послышался стук запираемой двери.

– Слава богу! – прошептал Кибальчич. Он сбросил шубу, натянул брюки, накинул сюртук и, сунув ноги в войлочные туфли, стал ходить по комнате. Привык к этому в тюрьме: так лучше думалось.

Ему хотелось понять, почему уцелел царь.

«Неужели взрыв был произведен не в том месте, где намечалось? А может, сила взрыва оказалась недостаточной?»

Последний вопрос особенно мучил Кибальчича.

«Неужели ошибка в расчетах? – спрашивал он себя. – И взрыв не смог потрясти своды и разрушить перекрытия?» Его смуглое узкое лицо, обрамленное густой шевелюрой и пышной бородой, побледнело, лоб покрыла испарина.