Владимир Дарда - Его любовь

Р-раз! — и еще один узник закован. Всего один удар на человека. Долго ли умеючи?

Узники по одному подходили к кузнецу, и кузнец исправно обвивал их ноги железными змеями.

Значит, прежде чем уничтожить, их собираются использовать на каких-то каторжных работах. Решили сперва выжать из них все, что можно.

Когда кузнец кончил свое дело, узников снова выстроили и погнали в глубину яра, где стоял какой-то странный туман. Но когда спустились ниже, оказалось, что это вовсе не туман, а дым — густой, удушливый, насыщенный смолистой копотью и тошнотворным смрадом. И хотя раньше Микола не мог знать этого запаха, он догадался: это гарь от сожженных трупов.

На дне яра он увидел сооружения, похожие на штабеля шпал у железной дороги, но значительно шире и выше. Штабеля эти жирно курились черной, как сажа, копотью, чадили приторным дымом.

Когда подошли еще ближе, Микола различил между рядами дров человеческие головы. Ряд обугленных поленьев, ряд обгорелых голов. Меж штабелями мертвых сновали живые трупы — такие же, как только что прибывшие, — полуголые, изможденные, в кандалах. Одни, согнувшись в три погибели, с трудом волочили баграми обезображенные трупы, другие укладывали их в штабеля, на дрова и накрывали дровами. Третьи, стоя у дотлевающих старых штабелей, сгребали пепел, просеивали его, отыскивая что-то под надзором гестаповцев. Четвертые… Словом, каждый делал то, чего и в самом кошмарном сне не приснилось бы и что так дико и постыдно для человека. И все они сновали взад и вперед — черные, обросшие, перепачканные золой и землей, с заостренными, как у покойников, носами и глубоко запавшими глазами. И только зубы их иногда поблескивали неожиданной белизной.

Значит, тридцать четыре смертника привезены сюда в помощь этим обреченным, не похожим ни на живых, ни на мертвых. Для ускорения процедуры, которую палачи торопились завершить.

Из посеревшего от пепла склада (здесь все было присыпано серым человеческим пеплом — земля, трава, кусты, даже вода в ручье) им выдали закопченные лопаты и повели дальше по извилистому ответвлению оврага.

Старший надзиратель остановился, развернул какую-то схему, неуверенно огляделся по сторонам.

Приказал копать.

Позвякивали кандалы, лопаты противно скрежетали, натыкаясь на камни.

Старший все что-то сверял со схемой, заставлял рыть то в одном, то в другом месте, нервничал, злился. Видно, никак ему не удавалось найти нужное и закрадывалось сомнение, там ли ищут. Канава становилась все глубже, длиннее, а он все был недоволен.

— Здесь! Сюда! Правее! Левее!

Но где бы ни принимались рыть — все не то.

Так проковырялись, пока не стемнело.

Тогда узников погнали наверх, к двухэтажному кирпичному дому.

Там была проверка. Полуголодных, закованных в кандалы людей тщательно осматривали, обыскивали. У высохшего, маленького, похожего на мальчика человека нашли в дырявом кармане длинный и узкий осколок стекла. Его вывели из строя и тут же, на месте, скосили автоматной очередью. Несчастный упал, но пошевелился, как бы пытаясь приподняться. К нему подошел офицер и добил его одиночным выстрелом из пистолета в глаз. Офицер был элегантный, в черных замшевых перчатках, тот самый, который орал им «Раздевайсь!».

Осколок забрал старший надзиратель. Обычный осколок разбитой бутылки, найденный, очевидно, в песке, когда копали, так ни до чего и не докопавшись. Простой осколок, но охране он показался опасным, ведь им можно полоснуть по глазам конвоира или перерезать вены себе.

Пристрелили человека деловито, безо всяких эмоций, так вот запросто, словно скомандовали: «Ложись!»

Потом — совсем неожиданно для обреченных — им было выдано нечто похожее на ужин. Над железным бидоном поднимался пар от супа — жиденького, соевого, но зато горячего.

Каждому дали по черпаку, кому во что: в измятый котелок, в погнутую кружку, в консервную банку. И тепло баланды приятно разлилось по телу, оживило его, пожалуй, больше, чем в обычное время самая сытная и вкусная пища.

И снова пошло обычное — «бегом», «шнель». Загнали в землянку. Узкий ход круто спускался в подземелье. Теперь спать. Не всем, конечно, хватило места, но кто это выдумал, что спят обязательно лежа? Главное — всем втиснуться в землянку, чтобы можно было закрыть похожую на решетку дверь из толстых металлических прутьев и запереть ее тяжелым амбарным замком. Окон в землянке нет, потому-то дверь и решетчатая, чтобы внутрь проникал воздух.