Илья Бражнин - Друзья встречаются

Отсчитав положенное число шагов, он опустил меток на землю и раскрыл его. В мешке была глина. Молодой человек собирался ставить себе памятник, не надеясь на потомство. Он считал себя не то «эго», не то «ультра», не то «анархо»-футуристом, осмысленную русскую речь в стихах полагал буржуазным предрассудком и уже имел шесть последователей. Обойдя место предполагаемого памятника, он хмуро поглядел в сторону Кремля. За красными зубцами древних стен глухо таились столетия. Под их бременем опадала штукатурка, крошился камень. В Грановитой палате спал вповалку отряд красноармейцев. В других палатах толпились люди, вовсе не спавшие по трое суток. Город удивительной судьбы лежал перед Митей Рыбаковым, и, глядя на него, Митя вспомнил далекий Архангельск, и в его сердце постучалось простое желание увидеть старика отца, покосившиеся деревянные мостки, ведущие к расшатанным воротам, калитку, знакомую дверь…

- Напишу-ка я домой, - решил он и, присев на подоконник, вынул из-за пазухи тетрадь образца тысяча девятьсот восемнадцатого года - с бумагой, серого цвета и древесными щепочками между линеек. Он деловито погрузил карандаш в полудеревянную тетрадь и принялся за письмо, сразу как-то изменившее и направление свое, и характер. Вместо нежного сыновнего послания вышло письмо к другу юности Илюше Левину, с которым он тотчас завел речь о политике и на чём свет стоит громил акул империализма. Как это случилось, он и сам не понял и, перечитав незаконченное письмо, с искренним изумлением пробормотал:

- Скажи пожалуйста, въехал-таки в международное положение!

Он укоризненно покачал головой и хотел было писать дальше, но тут окликнул его секретарь, и Митя, сунув письмо в карман, подошел к столу. Командировка была подписана. Поезд должен был уйти завтра утром… Архангельск потускнел, отодвинулся. Митя ощутил ту привычную подтянутость, какую чувствовал всегда, приступая к новому делу.

В комнату вошел давешний незнакомец. Он держал в руках небольшой листок бумаги. Торопясь к выходу, он увидел Митю и остановился.

- Да, - сказал он, потирая лоб и будто вспоминая забытое. - Вот что… Вы, кажется, говорили, что родом из Архангельска, ну, вообще из Архангельска. - Он оглядел Митю быстрым взглядом и, уже торопясь, отрывисто закончил: - Организуется отряд для отправки в Архангельск. Подходят англичане. Местные условия знаете? Очень хорошо. Едемте!

Митя скосил глаза на бумажку, которую держал в руках говоривший. Она адресована была начальнику Высшего военного совета и подписана: «Ваш Ульянов (Ленин)».

- Что ж, - сказал Митя поправляя облезлую папаху, - можно. Только вот как быть с назначением на Волгу?

Он повертел в руках командировочное удостоверение. Незнакомец взял у него бумажку.

- Хорошо, - сказал он отходя. - С этим уладим. В половине первого зайдите сюда.

Он зашел в половине первого. Всё было улажено.

И вот он стоит на площадке вагона. Мелькают фонарики стрелок, лязгают буфера, плывут синие рельсы. Матросик догоняет состав и, минуя теплушки, в которые на ходу вскочить невозможно, хватается за поручни единственного в составе классного вагона.

В то время как Митя отсчитывал первые сотни верст пути, письмо его, адресованное Илюше Левину, приближалось к Архангельску. Но хотя письмо и обогнало Митю больше чем на сутки, оно все же едва не разминулось с адресатом, ибо как раз в эти дни Илюша собирался покинуть Архангельск навсегда. Всё было приготовлено к отъезду.

Вечером Илюша пошел побродить по знакомым местам. Он шел тысячекратно исхоженными улицами, и сегодня они были для него не такими, какими были вчера. Расставание придало знакомым предметам новые краски. Медленно дойдя до угла Поморской, и Троицкого, Илюша остановился: и этот перекресток показался ему сейчас особенным.

Здесь, под темной, полустёршейся вывеской гостиницы «Золотой якорь», друзья юности дали при расставании клятву вновь сойтись первого марта тысяча девятьсот двадцатого года.

Это было пять лет назад. Самому старшему из друзей тогда едва минуло восемнадцать, и они свято верили в свою наивную клятву. Каждый, уходя в жизнь, был убежден, что в назначенный день он будет стоять на этом перекрестке и поджидать друзей. Но чем ближе был день встречи, тем дальше они уходили друг от друга. Один уехал учиться в Швейцарию, другой был убит под Тарнополем, третий отмалчивался где-то на Мурмане. Связи затухали, обрывались.

Читать дальше