Виктория Фокс: Тайна старого фонтана

За окном проносится тосканский пейзаж: ряды кипарисов с верхушками, похожими на языки пламени, золотистые поля, среди которых виднеются опаленные жаром загородные дома, а между ними — извилистая дорога, уносящая меня все дальше от Флоренции. Я размышляю, не делаю ли я сейчас то же, что делала после смерти мамы? Бег на месте. Я возвела стену из дел, досягаемых целей, вещей, чтобы не чувствовать… Что? Просто чувствовать. Мои сестры не знают о том, что произошло. Это не их вина — я не говорила им. Я никогда не рассказывала семье о своей жизни, и чем серьезнее было происходящее, тем меньше я хотела делиться личным. На меня всегда можно было положиться, я была ответственной, отвечала сама за себя. Я не нуждалась в их поддержке и утешении, я сама была той, в ком нуждались.

Скоро они узнают. Все узнают.

И что тогда?

Этот вопрос эхом звучит в моей голове, и на него нет ответа.

«Площадь Мино», — объявляет водитель, когда автобус подъезжает к остановке. Я хватаю сумку. Сигнал GPS не работает, потому, сверившись с распечатанной заранее картой, я отправляюсь в путь.

Дорога изматывает. Мышцы ноют от подъема в гору, солнце обжигает лодыжки. Мне нравится полной грудью вдыхать свежий воздух, чувствовать пот на губах. Все это дарит ощущение радости, напоминает, что я жива.

Через полчаса я изнываю от жары и жажды. Деревня давно осталась позади, сейчас меня с двух сторон окружает пейзаж в оттенках чистого золота — поля кукурузы и ячменя. По пыльной дорожке я поднимаюсь вверх к редкой оливковой роще. Покрытые серебром листья деревьев шелестят, даря прохладу, и я сажусь отдохнуть в их тени, пью из бутылки и начинаю переживать, что не найду это место.

Вдруг сквозь аромат миндаля и винограда слышится более резкий запах, и за холмом я замечаю посадку лимонных деревьев, покрытых желтыми плодами. Щурясь от солнца, я подхожу к стене. На горизонте, в дрожащем от жары воздухе, виднеется здание. Огромное, со стенами цвета перезрелого персика, старой терракотовой крышей, башенками и темными арочными окнами.

Гляжу на карту — это он. Замок Барбаросса.

Дорога петлей огибает здание. Решив сократить путь, я перебрасываю сумку через стену. Размеры поместья впечатляют: в него входит и лимонная роща, и несколько гектаров других земель. Я прохожу мимо фруктовых деревьев. От запаха лимонов жажда усиливается, и я представляю себе, как хозяйка встречает меня со стаканом прохладного напитка, но тут же вспоминаю, что сказала Билл, потом мне на память приходит разговор по телефону с этой женщиной — странный, натянутый, приведший меня в замешательство своей краткостью: она почти не задавала вопросов, как будто не хотела говорить со мной и заставляла себя. Я с облегчением узнала, что она не итальянка, ведь язык я планировала учить на месте, и заметила легкий американский акцент, смягченный годами, прожитыми в Европе, но говорящий о богатстве и власти. Позже я корила себя за то, что собеседование прошло плохо, лучше было встретиться лично. Но вскоре мне позвонили, чтобы сказать, что я принята, и сомнения исчезли.

Чем ближе я к дому, тем меньше я себя чувствую на его фоне. Через облака проглядывает солнце. Это место кажется древним и странно необжитым, деревянные ставни дома закрыты, и вблизи я могу рассмотреть, что стены полуразрушены, краска на них растрескалась. Вверх по ним тянутся темно-зеленые побеги вьющихся растений. Нахмурившись, я снова сверяюсь с картой и прячу ее в карман.

К двери ведут широкие каменные ступени, некогда крепкие и надежные, но теперь, спустя десятилетия, почти разрушенные. Лишенные жизни, старые вещи. На их фоне выделяется фонтан, давно не работающий, из которого поднимается каменная фигура, отсюда мне ее не рассмотреть. Меня не покидает чувство, будто я уже видела этот фонтан, хотя понимаю, что это невозможно. Я подхожу к дому и поднимаю руку, чтобы постучать.

Женщина слышит шум у двери. К ним так редко приходят, что от этого звука она вздрагивает. Она не спала, но и не бодрствовала.

Голоса вдали. Один принадлежит Адалине, другой — незнакомке.

Женщина садится и замирает в тревоге. Она смотрит на стену, прислушивается, как скрипит пол, — интересно, сколько времени пройдет до того, как Адалина начнет объяснять ее отсутствие? Что расскажет горничная? Как именно? Она объяснила, что говорить, но нельзя предугадать, как это будет сказано шепотом, за закрытыми дверями, в темных коридорах квартиры старыми слугами. Она все понимает. Она не настолько глупа.