Райдо Витич - Имя - Война

— Мы будем пробиваться к своим.

— Да. С боями. Перед нами не только угроза смерти стоять будет, но и плена. Голод, холод — об этом молчу, сама поняла уже. Взрослым мужчинам тяжело придется, а куда девочке? Пелагея спасает тебя, как может от смерти и грязи заслонить пытается.

— Значит, ты меня ребенком все-таки считаешь, — расстроилась. — Оставить хочешь.

— Не знаю, — признался с грустью. — Страшно тебя оставлять, но и с собой брать глупо.

У Лены улыбка сама на губы наползла: значит, она ему нравится. Нравится! — заколотилось сердце.

И губу прикусила, чтобы Николай счастливой улыбки не увидел, а в глазах бесенята озорничают, синь расплескивают яркую, бездонную и теплую.

Молчала, а в глазах все, что не высказано, сказалось.

И он молчал — к чему говорить. Все что надо на лице ее прочел, в глазах. Солнечно на душе стало, уютно, сладко. И горько.

Странный все-таки зверь человек. Вот ведь об одном думалось — до своих добраться, выжить, спать, есть хотелось. А тут ничего больше не надо, и войны будто вовсе нет. Так бы и сидел, на Лену смотрел.

Девушка голову склонила, смущаясь его взглядов и чувствуя, что сердце сейчас из груди выскочит от радости, странного поющего, окрыляющего состояния. Попыталась отвлечь Николая и себя.

— Пелагея стирать собралась… Вы там соберите, что вам надо.

Мужчина помолчал и вдруг взял ее за плечи, к себе развернул:

— Останься. Ты должна жить.

Она вскинула на него наивный, спокойный взгляд.

— Но ведь важно не где, а как.

Вот ведь сказала, как отрезала. И крыть нечем.

У Лены и грусть прошла, и обида со злостью на Пелагею растаяли. Мир вновь казался радужным, будущее светлым.

Она в дом пошла, а Николай к товарищам, о стирке объявлять. Понятно, что это проволочка, но они с Сашей решили уже, что пару дней в деревне останутся. Бойцам в себя прийти надо, раны подлечить, чуток хоть откормиться. А там марш-броски, ни на ранение, ни на отсутствие отдыха, тепла и пищи, скидок не будет.

Пока с Леной разговаривал, ребята махоркой разжились, дымили в удовольствие, самокрутку по кругу пуская.

— Откуда? — поинтересовался, жадно затягиваясь.

— Так из сельпо еще табачок, — затараторил Жихар. — Мой, значится, с того лета схоронен. Прибрала Пелагея, а он вишь и сгодился. Я это, товарищ лейтенант, поговорить с вами хотел. Молодь-то наша, что делать не знает, а горит у их. Ну и прослышали, деревня, однако, что мы здеся. Просятся с нами пробиваться, в армию, фрицев бить. Пелагея, жена-то моя, погнала их веником. Шибко она вредная бывает. Но все едино, раз пристали, уж не отстанут. Знаю их племя. А ребята добрые. Иван Ганусь, тракторист, комсомолец, парень хороший, не балабол какой. Дружки его: Павел да Петр Федосовы, близняшки, тоже не ухари какие-то, герои соцтруда, а не просто так. Они, было, уже сами подались, сложились, бердянки дедовы достали, а тут мы как на заказ. Ну и вот.

— С оружием, значит.

— А как же. По уму.

— Ладно. Передай, чтоб не болтали. Сегодня мы еще у твоей хозяйки хлеб поедим — солдатам раны подлечить надо, а завтра к ночи двинемся. Если фрицы планы не порежут. Пусть ребята наготове будут.

— Завтра, значит идем. Ага, — протянул чуть помрачнев. — Ага. Передам.

— Что еще у вас, рядовой Жихар? — напомнил мужчине о воинском долге и звании Санин.

— Да-а… Нет, ничего, товарищ лейтенант.

— А у меня есть. Карта нужна, рядовой.

— Эта какая?

— Карта местности. Может в сельсовете есть, у председателя. Спроси и достань.

— Так нет председателя. В область, говорят, двадцать первого уехал и по сю пору не возвернулся. Как канитель-то началась, мужики тоже в центр подались и нет их. А вот теперь и молодь рвется.

— Меня карта интересует.

— А радио, отец? — привстал Васечкин. — Работает или нет?

— Хм, так радио у нас сроду не работало. Деревня-то наша — бывшая заимка господ Хмелевских. Хмелькой так и кличут. Кто устанавливал, говорит — сигнал слабый, лес не дает ловить чей-то там. Обещались наладить, но пока как стояло без дела так и стоит. То зашипит да забулькает, то опять мертвое.

— Тьфу, ешкин кот, — разочарованно вздохнул Голушко.

— Карта, рядовой Жихар, — повторил Санин.

— Где взять-то? Сельсовет закрыт. У агронома были какие-то карты ге… гетезичные.

— Геодезические. Не то. Вскрой сельсовет. Документы все убрать, знамя спрятать. Карту местности — сюда.

— А?… Ладно, — встал. — Ну, пошел я.

Матвей ушел. Бойцы отсыпались на сене.

Дрозд и Санин с винтовками в обнимку за огородом сидели, местность обозревали, сменив часовых. Сашу в сон морило, то и дело носом клевал и от тычков друга просыпался. Коля и сам бы поспал в теньке после сытного обеда, но долг обязывает. Дай себе слабинку, засни, и как назло немцы явятся, устроят всей группе вечный сон. Нет уж, он лучше потерпит.