Апсирт догадался, что корабль на берегу был "Арго". Он увел в Чистое Устье все свои корабли, кроме одного, приказав командиру оставшегося корабля как можно быстрее идти к северному рукаву, Фенхелеву, и там высадить на берег двоих людей: они должны были залечь в засаду среди тростников, пока не появится "Арго", и подать дымовой сигнал, когда корабль уйдет подальше по реке. Апсирт был убежден, что Ясон выйдет либо в Фенхелев проток, либо в Чистое Устье, так как рукава поменьше, лежавшие к северу, являлись устьями мелких и извилистых потоков. Решили расположить на небольших интервалах вдоль берега дельты другие пары воинов с того же корабля, чтобы они заметили дымовой сигнал и передавали дальше.
Корабль тут же ушел выполнять поручение, и когда он в полночь вернулся, капитан сообщил, что его люди расставлены парами, согласно приказу Апсирта.
Аргонавты спали крепко, не догадываясь, что им приготовлена ловушка, или даже что за ними наблюдают, ибо все они заняты были развлечениями и жертвоприношениями в течение того недолгого времени, когда нос колхского корабля показался из-за горизонта. Но Апсирт замышлял, как только "Арго" пересечет мель в Фенхелевом протоке, послать часть своей флотилии в Чистое Устье, чтобы перехватить греков в начале дельты, в то время как остальные корабли пойдут на север вдоль берега и, войдя в Фенхелев проток, перекроют выход.
На заре следующего дня аргонавты подставили парус северо-восточному бризу и продолжили плавание; морская вода вскоре потеряла цвет из-за серой речной грязи. Продвигаясь вперед, они стали править на гору с пятью вершинами далеко на суше, называвшуюся Кулак. Берег дельты был низким, плоским и безлесым, но густо порос тростником. В отдалении аргонавты увидели поселение из грубых хижин на сваях и легкие челноки на ивовом каркасе, покрытые обшивкой из тюленьих шкур, выстроившиеся в ряд вдоль ближайшего илистого берега. То была главная деревня бригиев, которые носят штаны из тюленьей шкуры и насквозь пропахли рыбьим жиром; деревня располагается у самого выхода из протока.
"Арго" пересек бар, и, когда поднялся на милю или больше вверх по течению, скорость которого составляла два узла, аргонавты увидели высокий столб дыма, поднявшийся за кормой по правому берегу, но не обратили на него внимания, предположив, что это дым от погребального костра. Проток в этом месте был в полмили шириной и кишел рыбой.
Вечером, после того, как весь день их нес все тот же ветер, они бросили якорь у левого берега, близ зарослей гнилых ив, примерно в двадцати милях от устья реки. Обстановка была довольно мрачной, ибо земля раскисла от обильного дождя, а Орфея, ослабевшего от дизентерии, охватила внезапная лихорадка. У него начался бред, и он разразился потоком красноречия, столь полным недобрых, хотя и бессмысленных пророчеств, что его товарищи вынуждены были заткнуть ему рот; а он неистово сопротивлялся, и четверым пришлось держать его. Медея ничем не могла ему помочь; она была в то время нечиста из-за своих месячных и, следовательно, не смела врачевать и заниматься магией. Именно тогда аргонавты услыхали в первый и последний раз пророческие сетования царя Сизифа, обращенные к богине Пасифае, которые он пропел в каменоломнях Эфиры вечером перед тем, как его раздавило камнем; ибо Орфей повторял их, когда боролся, не осознавая, что богохульствует:
Садящееся солнце, погрей меня еще,
Сквозь слезы я гляжу в твое сиянье,
Молю: еще не двигайся ты с места!
Мы целый день работаем с тобой
Под облаком, застывшим без росы,
Руно позолотило наше горе,
Что нынче ночь безлунная настанет.
Садящееся солнце, еще меня погрей!
Но не было коварства и вероломства в ней,
Улыбки всем дарила беспристрастно,
Была всегда величественной, гордой.
Кукушка с опереньем запачканным
Ее весной однажды предала, -
И кончилось ее существованье.
А нынче ночь безлунная настанет:
Садящееся солнце, еще меня погрей!
Мимо пролетал журавль с рыбиной в длинном клюве, и вдруг уронил ее в речной ил близ лагеря аргонавтов, испустив резкий и горестный крик, а затем - что-то забормотал.
Ясон спросил Мопса:
- Мопс, что говорит этот журавль?
Мопс ответил:
- Он говорит: "Увы, увы, разрублен на кусочки… разрублен на кусочки… их никто и никогда не соберет!" Но изливает птица Артемиды свою скорбь или пророчествует для нас, я, право, не знаю.
Линкей сказал:
- Если и вправду таковы слова журавля, они не могут относиться к упавшей рыбе, которая, хотя и мертва, но на куски не разрублена. Мое мнение таково, эта птица умышленно открыла клюв, чтобы уронить рыбу и обратиться к нам; следовательно, слова ее были пророческими.
Читать дальше