Иван Кудинов - Яблоко Невтона

И Ползунову подумалось вдруг, непроизвольно мелькнув поверх других мыслей: «А капрал Беликов, наверно, уже отвел суда на зимнюю стоянку». Он мигом представил себе крутые излуки Чарыша и Кабановскую пристань, где все прошлое лето командовал флотилией из десяти судов, сплавляя руду на завод. Хозяйство досталось ему нелегкое. Суда старые, изношенные, людей не хватало. Он доносил об этом начальству. Канцелярия обещала договориться с военным ведомством о выделении Барнаульским и Кузнецким гарнизонами по шестьдесят казаков и солдат, чтобы доукомплектовать экипажи, но из Барнаула прибыло всего лишь тридцать солдат, а из Кузнецка и вовсе не прислали. И пришлось Ползунову обходиться гораздо меньшим составом, что не могло не сказаться на отгрузке. Нет, нет, прав полковник Порошин, трижды прав: надо сближать рудники и заводы! Но как? Теперь эта мысль все чаще приходила в голову Ползунова. Да он еще в прошлом году, задолго до встречи с Порошиным, искал способы этого «сближения» — и предложил не оставлять суда на зимовку в Барнауле, а уводить по последней воде, опережая морозы, в Красный Яр и ставить там до весны, что, по его подсчетам, сократит первый рейс почти на месяц. Так и сделали. А вот как это сказалось на отгрузке руды в нынешнюю навигацию, Ползунову не было известно — почти год находился он в отлучке.

И сейчас, помимо всего, беспокоил его и еще один вопрос: чем после возвращения будет он заниматься? Но решить это мог лишь один человек — начальник заводов Иоганн Христиани, к нему и спешил в это утро Ползунов, бодро шагая по льдистому тротуару. И принят был сверх всяких ожиданий любезно и даже с улыбкой.

— А ну покажись, покажись, голубчик, каково после столицы выглядишь? Потрудился ты, надо отдать должное, исправно, — похвалил Христиани, пожимая руку унтер-шихтмейстера и кивком головы указывая на жесткое деревянное кресло, боком придвинутое к столу. — Садись и докладывай. Хотя о многом я уже и осведомлен, — тут же признался. — Знаю, что все необходимое тобою закуплено. А главное?

— А главное, господин асессор, серебро наше прошло на Монетный двор по самой высокой пробе, — не без удовольствия доложил Ползунов.

— Вот это лестно… вот это баская сказка! — живо отозвался Христиани, выказывая и говорок сибирский, приобретенный за многие годы службы на Колывано-Воскресенских заводах, и все тот же неискоренимый саксонский акцент. — Стало быть, не напрасны труды наши?

— Уверен, господин асессор, что не напрасны.

— Надеюсь, и для тебя поездка была полезной? Препятствий больших не чинилось?

— Больших, слава Богу, избегли. А малые полковник Порошин помог устранить.

— Вот и славно! Ну, и как он там, Андрей Иванович, не сбирается в Барнаул?

— Сбирается. Но когда будет — неизвестно.

— Ну и ладно, ладно, обходимся пока, — довольно вяло и с какою-то недосказанной, затаенной мыслью проговорил Христиани и круто повернул. — Ты-то сам, унтер-шихтмейстер, чем полагаешь далее заниматься?

— Работать, господин асессор, — осторожно, с уклончивостью отвечал Ползунов, угадывая в этом вопросе не столько желание управляющего выведать его мысли, сколько намек на то решение, которое, по всей видимости, им, управляющим, уже обдумано, а может, и принято — и не ошибся в том.

— Что ж, работу найдем тебе подходящую, — сказал Христиани, — без дел не останешься. — И, как бы взвесив что-то в уме, уточнил. — Пока будешь прикомандирован к Канцелярии. А ближе к весне поедешь на Красноярскую пристань. Надеюсь, угадал твое желание? — весело посмотрел.

— Угадали. Только почему Красноярская, а не Кабановская пристань?

— А Кабановской уже нет — закрыли нынешним летом. Да ты ведь и сам говорил не однажды, что Чарыш в тех местах мелеет и пользоваться той пристанью неспособно. Вот мы и перенесли ее ниже по течению, в Красный Яр, а в Кабановской оставили только два рудных амбара да караульную избу. Что, недоволен решением?

— Никак нет, господин асессор, считаю решение правильным.

— И я так считаю. Значит, поладили! — Улыбнулся Христиани.

Они поговорили еще о чем-то, однако главное, что более всего занимало и беспокоило Ползунова, прояснилось — и теперь он знал: ближе к весне отправляться на Красноярскую пристань. И это ему не внове — служба привычная. Но он ведь теперь не один: а как отнесется к этому Пелагея? — подумал не без тревоги. И в самом деле: едва из Москвы на Барнаульский завод переехали — не ближний свет, а тут изволь и еще дальше, в неведомую глушь… А если не согласится, воспротивится?