Ахмед Боков - Сыновья Беки

Люди говорят все больше о событиях минувшего дня.

– Ну, держись, гяуры! Пусть только они осмелятся снова прийти к нам в долину! Костей не соберут! – шамкает Шапшарко.

Со стариками он держится стариком, а с молодыми – молодым. Вот и сейчас разговаривает со стариками как равный.

Шаип-мулла качает головой.

– Это только причинит вред нашим селам. Они не отстанут от нас, будут стараться отомстить. Клянусь Кораном, нам нечего гордиться тем, что произошло там вчера.

– Да, придется когда-нибудь горько раскаяться, – добавляет и Гинардко.

Он в добротной шубе с каракулевым воротником, шея обмотана пуховым башлыком. По одежде не скажешь, что он пришел на похороны. Словно на праздник вырядился.

– Кровь ни к чему было проливать, ни к чему… – вздохнул Шаип-мулла. – Я не знаю… Все надо бы решить мирно…

– А мирно – это значит нам встать перед ними на колени, – сказал Гойберд.

– Сейчас ты разве не на коленях? – покосился на него Гинардко. – Шамиль был куда сильнее, чем Торко-Хаджи. Но даже он сложил оружие. И мы сложим. Так не лучше ли сделать это заранее, сохранив жизнь многим из нас!

– Те, кого мы потеряли, погибли за дело народа, – настаивал на своем Гойберд.

– Ты бы так не говорил, если бы лежащий в доме был твоим сыном, – сказал Гинардко, указывая инкрустированной серебром кизиловой тростью на открытую дверь.

– Я не жалел своего сына, Гинардко.

– Да? Ну что ж, не сегодня-завтра они вновь придут. – Их много. Вот пусть тогда твой сын и воюет с ними.

– И будет воевать. Я тоже не останусь в стороне. Ни вот столечко не задумаюсь! – Гойберд вырвал из своей овчинной шапки несколько волосков и показал Гинардко.

Тот хотел было что-то возразить, но в это время во двор вошли несколько человек во главе с Элаха-Хаджи и разговор пришлось прекратить. Шаип-мулла, который тоже хотел что-то сказать Гойберду, так и остался стоять с открытым ртом.

Большинство из тех, кто шел к Соси выразить соболезнование, были люди богатые. И совсем не из числа близких и родственников Соси. Например, кто ему Элаха-Хаджи! Всего и родства, что двоюродная племянница Элаха-Хаджи замужем за Гарси. Но их сближало не это. Богатство да тревога за него – вот что сближало их. Ведь в селе вон сколько похорон, но эти пришли именно сюда.

Хасана бросило в жар, когда он увидел следующего за Элаха-Хаджи человека. Не самое подходящее место для встречи. Ничего не скажешь. Не на похоронах же сводить счеты. Горящие ненавистью глаза впились в знакомое с детства ненавистное лицо цвета спелой земляники с бородкой, похожей на клок овчины.

«Подлец! – шепчет про себя Хасан. – Три-четыре года не попадался на глаза. И надо же встретиться в таком месте!»

Вот они – почти рядом стоят, воздев руки к небу, в мольбе о милосердии для погибшего. Только каждый, конечно, думает о своем. Хасан не сводит глаз с Саада. А Саад? Что думает он? Видит ли, что стоит рядом с кровником? Может, вовсе забыл о нем? Или делает вид, что не обращает внимания? А может, считает, что после истории Хусена и Эсет сыновьям Беки уже и не до него?

«Ничего, погоди! – мысленно обещает Хасан. – Скоро, очень скоро ты убедишься, что я о тебе не забыл. Не жди больше покоя. Если он будет у тебя, то теперь только в могиле».

Мысли эти не покидали Хасана и тогда, когда вместе с похоронной процессией он вышел со двора. Хасан старался быть подальше от Саада. Протяжные звуки зикара плыли над ними и над всем селом, но Хасан не слышал их.

Вдруг зикар оборвался. Его как перерезал голос Торко-Хаджи откуда-то сверху. Взгляды всех обратились к минарету мечети, и большинство людей повернули туда. Только самые близкие родственники и старики следовали за покойником на кладбище.

Не прошло и часу, как во главе с Торко-Хаджи многие из тех, кто бился накануне, вооруженные, на конях выехали из села. На этот раз они направились на восток. Враг наступал оттуда. Уже доносилась до слуха барабанная дробь пулеметов. Но сейчас строчили пулеметы сагопшинцев. Это они вчера захватили их у врага. И пушки у них были. А о винтовках и боеприпасах говорить не приходится: их отбили достаточно.

Сердца людей переполнены злобой против врага. Проклятые, не дают сельчанам заняться хозяйством, съездить в лес по дрова, на мельницу – смолоть мешок кукурузы… Жизни лишили, сволочи!

Бой только начался, прибыли пседахцы и почти одновременно с ними – кескемовцы. Однако деникинцы не очень-то лезли на рожон. Наученные горьким опытом минувшего дня, они действовали не без оглядки. Знали, как пострадали они накануне.