Андрей Серба - Полтавское сражение. И грянул бой

— А почему бы и нет? Надо же когда-то? А сейчас время для этого имеется и после набега на турок кое-что осталось.

— А что говорит Ганна?

Дмитро тяжело вздохнул, опустил глаза.

— Не говорил я с ней еще об этом. Но чего ей быть против? Лучше скажи, как она здесь при тебе да шведах очутилась?

— Сам толком не ведаю. Не стану перед тобой кривить душой: не по своей воле оказался я у генерала. Когда гетман отправлял нас со своим кумом, полковником Тетерей, тот, старый хряк, прихватил с собой для спокойствия души и подальше от соблазна свою молодую жену. А твоя панночка ей какой-то родней приходится, вот и увязалась с ней. Бес, а не дивчина, любому казачине в скачке да стрельбе не уступит.

Дмитро насмешливо присвистнул.

— Ну и ну! Что ты очутился здесь по указке Мазепы, я и сам догадывался. Но для чего он послал с тобой Тетерю, с которого проку, как с козла молока? Для присмотра? Выходит, не совсем доверяет? Так-то он ценит твою службу...

Лицо есаула осталось спокойным, лишь в глубине зрачков вспыхнули злые огоньки.

— Гетман осторожен, как змея, и хитер, как старый хорь. Знает, что не из любви к нему стал я сердюком... Давняя это история, братчику. Два друга-побратима было у меня — батько Голота и фастовский полковник Палий, которые немало славных дел свершили во славу Украины. Да не стало однажды моих верных другов: по наветам Мазепы и цареву приказу заковали обоих побратимов в железо и отправили в Сибирь. Хлебнул тогда лиха и я: раненый, едва ускользнул от царской погони на Сечь, а гетманские сердюки еще долго ходили по моему следу, как за диким зверем. Но вот два года назад доверенный человек Мазепы шепнул мне, что тот желает говорить со мной с глазу на глаз. Мы встретились. Гетман обещал даровать мне прощение, предложил забыть все былое, что стояло промеж нас, и сообща готовить погибель царю Петру, моему и его недругу.

— Выходит, что простил все Мазепе? — без тени улыбки спросил Дмитро. — Забыл и свою кровь, и муки побратимов?

— Ничего я не забыл и не простил, братчику, да только не по силам было мне одному мстить сразу царю и гетману. И я замыслил так: коли один мой недруг задумал схватиться с другим, пускай грызутся до последнего, а я с радостью помогу им в этом. Вначале вкупе с Мазепой поквитаюсь с царем, а затем припомню свои обиды и гетману.

— А я слыхивал, будто царь простил полковника Голоту, —я словно мимоходом заметил Дмитро. — Знаю, что он командовал казачьим полком в Лифляндии, а теперь, сказывают, поставлен князем Меншиковым над казаками-добровольцами, что примкнули к русской армии. Выходит, по-разному ты и один из твоих побратимов решили мстить за свои кривды, братку.

Было отчетливо слышно, как скрипнули в наступившей тишине зубы есаула, хотя голос его прозвучал по-прежнему ровно.

— Дошла и до меня такая весть, братчику. Только не верю я ей. Вернись батько Голота из Лифляндии на Украину — обязательно вспомнил бы меня и прислал весточку. Ну да ладно, хватит об этом. Лучше ответь, чью сторону решили принять запорожцы — царя или короля?

— А ничью. Сечь не воюет ни с царем, ни со шведами, а до Мазепиных козней ей тем паче нет дела.

— Мыслите отсидеться у себя на порогах? Не выйдет: российские войска уже вступили на Украину, не сегодня-завтра на ней будут и шведы. Так что не минует и вас военное лихолетье.

— Сечь — не Московия и не Гетманщина, — ответил Дмитро. — Запорожцы живут и воюют своим умом. Вот когда недруг явится на саму неньку-Украйну, вот тогда наша громада возьмется за сабли и молвит свое слово. А покуда сего не случилось, мне и надобно успеть с женитьбой. Надеюсь в этом и на твою помощь, братку...

Оглушительный стук в дверь поднял шинкаря с лавки.

— Кто там? — зябко поеживаясь, сонным голосом спросил он.

— Открывай — увидишь. И поспеши, а то... — громким голосом ответили с улицы и подкрепили свою угрозу столь крепкими выражениями, что шинкарь тотчас сбросил с двери щеколду.

В лунном свете стоял высокий казак в запорошенном снегом кунтуше и наброшенном на голову башлыке. Одной рукой он держал под уздцы коня, в другой сжимал мушкет, прикладом которого только что колотил в дверь.

— Что пану полковнику надобно? — услужливо спросил шинкарь.

Он сразу отметил прекрасную конскую сбрую, богатую одежду незнакомца и потому решил не скупиться на чины.

— Прими коня, — вместо ответа бросил приезжий. Протянув хозяину поводья и бесцеремонно оттолкнув его в сторону, казак прошел в избу. Когда, привязав коня и насыпав ему овса, шинкарь вернулся, незнакомец уже сидел на лавке без башлыка и кунтуша. У ног его стоял мушкет, а на столе лежали два пистолета. Проследив за тем, как хозяин запер дверь, казак скользнул взглядом по плотно занавешенному оконцу, спросил: