— Самая прямая, однако для этого необходимо тщательно проследить за всей цепочкой событий, начиная от вашего прихода с паном Войнаровским к господину капитану перед его отъездом и кончая его возвращением в лагерь. Конечно, это непростое занятие, но... — Орлик снова вздохнул, соболезнующе развел руками. — Как понимаете, служба у меня такая, что во всех своих неудачах я должен разбираться самым тщательным образом.
Орлик словно подслушал мысли Марыси и по собственному почину принялся отвечать на интересующие ее вопросы. Принялся, но покуда не сказал главного — на чем покоится его утверждение, что пани Марыся имела отношение к гибели казаков-спутников Фока и неудавшейся попытке отравить гетмана Скоропадского. Домыслы Орлика и Фока — это одно, а неопровержимые доводы — совсем иное, и от того, чем располагал Генеральный писарь против нее — домыслами или вескими доказательствами, — зависела шаткость или надежность положения Марыси.
— Чтобы сорвать чей-либо замысел, о нем, как минимум, нужно быть осведомленным, — заметила она. — Но откуда мне могло быть известно о каких-либо ваших тайных делах, пан Генеральный писарь?
— Об этом поговорим чуть позже, очаровательная пани княгиня. А сейчас отвечу на то, что вас интересует гораздо больше: на чем основано мое утверждение в вашей причастности к неприятностям господина дер Фока. Ведь чтобы удачно защищаться, вам необходимо знать, чем я против вас располагаю. Как друг, иду вам навстречу, однако надеюсь на такой же дружеский шаг и с вашей стороны.
— Чтобы сделать дружеский шаг, я должна знать, в чем он может заключаться. Не так ли, пан Генеральный писарь?
— Так, пани княгиня. Итак, почему я убежден, что своими злоключениями господин дер Фок обязан именно вам. Думаю, для вас не секрет, что каждый яд имеет свой срок действия? Тот, что находился в перстне у капитана, убивал жертву через шесть часов. Поэтому, зная точное время смерти казаков, несложно было определить время принятия ими яда. Оно пришлось на период, когда у господина Фока находились в гостях вы с паном Войнаровским.
— Ну и что из этого? — вскинула брови Марыся. — Почему отравителем казаков должна быть я, польская княгиня Дольская, а не какой-нибудь другой человек?
— Вот почему. Пока у господина дер Фока вы с Войнаровским гостили вместе, он был достаточно трезв и хорошо помнит, что никто из вас не трогал его перстня. Зато когда вы остались с капитаном вдвоем, он допился до того, что в вашем присутствии уснул и не ручается, что во время его сна вы не могли завладеть перстнем.
Марыся рассмеялась.
— А не приходило вам в голову, что казаки могли скончаться от яда, который приняли не обязательно шесть часов назад, а, например, двенадцать, двадцать часов тому, за сутки или двое до своей кончины? Почему вы связываете их смерть именно с посещением господина дер Фока мной и паном Войнаровским, а не с их бражничанием с дружками либо с распутницами-маркитантками?
— Эта мысль приходила мне в голову, однако я отбросил ее за несостоятельностью. Яд в перстне располагался в двух отделениях, и в зависимости от того, на какую ширину было сдвинуто дно тайничка с ядом, его можно было высыпать весь сразу либо использовать дважды. Господин капитан применил яд только из одного отделения, поэтому оставшаяся половина после его возвращения оказалась у меня. Дальше все было просто: я передал перстень с неиспользованным ядом сведущему в отравах человеку, и от него узнал, что в перстне вовсе не яд, а... А что бы вы думали, пани княгиня?
— Там могло быть все, чем только можно наполнить тайник.
— Совершенно верно — в перстне вместо яда оказалась обычная пудра. Мои дальнейшие действия были весьма банальны — я велел выяснить, от кого и каким образом пудра очутилась в тайничке перстня. Я предполагал, что это будет трудным делом — пудрой пользуются десятки знакомых господину дер Фоку женщин, — однако ошибся. Пудра из перстня была не просто очень дорогой и редчайшего сорта, а своего рода уникумом, поскольку ею пользовалась лишь одна женщина во всем нашем лагере. Как вы думаете, кто она? — прищурился Орлик.
— Одна во всем лагере? Наверное, такую дорогую вещь может позволить себе только любовница короля Карла Тереза.
— Позволить купить — да, может позволить, но пользоваться... — Орлик отрицательно завертел головой. — Чтобы пользоваться такой пудрой, необходимо знать о ее существовании, а чтобы это знать, необходимо иметь соответствующий вкус. А вот его у Терезы как раз и нет. Да и откуда ему взяться у заурядной саксонской шлюхи, приглянувшейся толстой задницей и похотливыми глазками молодому шведскому королю, с детства не отличавшемуся требовательностью к женщинам? Ведь Тереза — не княгиня Марыся Дольская, первая красавица Варшавы, с юных лет воспитанная на французский манер, следящая за капризами парижской моды и привыкшая одеваться и пользоваться парфюмом из лучших магазинов Парижа и Вены. На этот раз утонченный вкус оказал вам плохую услугу, пани княгиня.
Читать дальше