Александр СЕГЕНЬ - Невская битва

Инок Алексий издалека наблюдал за Крещением и урывком видел сей колобок румяный. И показалось ему, что младенец был при Крещении как-то не по-младенчески разумен, словно понимал важность про­исходящего; а когда трижды погрузили маленького в купель, яркое солнце озарило окна храма и княжоночек мокрый весело рассмеялся. Рассмеялся и что-то пропел душевное. Многие умилились, и кто-то сказал громко:

— Ой, какой хоро-о-ошенький!

И с той поры никто в Борисоглебском переяславль-ском монастыре не мог нарадоваться на то, как в доб­рую сторону переменился нрав инока Алексия, досе­ле — ретивый и дерзкий, отселе — хоть и немного озорной, но добросердечный и послушный.

В тот год впервые дошли слухи о некоем новом пле­мени, подобном Гогу и Магогу, которое вторглось в Персию, и слышалось в тех слухах нечто особенно тревожное, хотя и до тех пор немало являлось извес­тий о разных саранчах в человечьем обличье. Множе­ство врагов окружало Русь, да и сами русичи в междо­усобице заменяли врагов друг другу, но в монголах слышалась настоящая погибель, а не в агарянах 3 и не в немчуре, хотя и те и другие изрядно досаждали. Пер­вые отнимали Русское море — на прибрежье, под Су-рожью, войско султана Аладина побило наших креп­ко. Вторые отнимали Балтику, строили крепости, тес­нили новгородцев, датский немец возле Колывани 4 оторвал кусок земли и поставил свою крепость Ревель. Но все сие затмилось, когда Мстислав Галицкий, непобедимый витязь и соперник великого князя Юрия Все­володовича, испытал силу татарскую на берегах реки Калки и, битый, бежал, погубив войско и лучших бо­гатырей числом более семидесяти.

Тревога росла и по причине дурных знамений — то целую седмицу в небесах являлась непомерно огром­ная хвостатая звездяга, рекомая кометою; то засуха все лето жгла леса и болота, так что дымом заслоняло небо и невозможно становилось дышать; то в Клещине озере объявлялось странное чудовище, хвостом пере­ворачивающее лодки рыбаков и по ночам истошно хо­хочущее. И много еще чего такого случалось, о чем су­еверные тотчас говорили как о признаках приближаю­щегося конца света, и на исповедях приходилось частенько повторять одно и то же — чтоб боялись не самого пришествия Грозного Судии, а чтоб боялись своего собственного неприуготовления к Страшному Суду Божию.

Когда княжичу Александру исполнилось шесть лет, его отец, Ярослав Всеволодович, прославился рат­ными и душеполезными деяниями — разбойников ли­товских наказал в битве близ Усвята, умертвив их бо­лее двух тысяч, взяв в плен их главарей и освободив наших пленных. Затем, о другой год, ходил в Сумейскую землю 5 на самый северный ее край, где жили ди­кари-самоеды, вразумлял их и многих привез пленны­ми в Новгород для очеловечения; а после того с помо­щью многих священников и без применения силы в Корельской земле крестил жителей, уже готовых к принятию Христова света и радостно вошедших в число народов, познавших благодать.

Тогда же случились в один год две важные смер­ти. В татарах помер их вождь Чингисхан, а на Руси не стало родного деда Александра по матери — Мсти­слава Удалого, и если там, за пределами, были иные громкие военачальники, то Земля Русская продол­жала слабеть в раздорах. Но когда заводились разго­воры об этом, у монаха Алексия так и рвалось слететь с языка — Александр! Он мечтал о нем как о будущем величайшем витязе, слава которого во сто крат пре­взойдет хвалу и удаль Мстислава. Жалко было ему, когда восьмилетнего Ярославича увезли в Новгород и посадили там княжичем-наместником вкупе со старшим братом, десятилетним Федором. Доселе Алексию хоть иногда удавалось повидать княжича-солнышко — то в лесу или в поле при прогулках и на первых охотничьих навыках, а то и приведут в мона­стырь перед праздничком. Теперь же только слухами о нем приходилось кормиться. И тревога грызла — Ярослав-то разругался с новугородцами, оттого и по­кинул их, оставив вместо себя двоих недорослых на-местничков. После Николы зимнего их вернули — в вольном граде вспыхнуло восстание, стали бить всех приверженных Ярославу, и Всеволодович едва успел спасти сыновей своих из огня новгородского буйства.

Два года Александр и Федор жили в Переяславле среди земляков, и Алексий снова частенько видывал того, о ком знал, что ему суждено стать спасителем и сохранителем Земли Русской. Он-то знал, но другие ничего не предвидели в Александре. Говорили о нем, что излишне скромен, даже застенчив, в молитвах ра­детель, а в ратном возрастании пока не очень-то.