Валерий Суси - Царь Ирод

Встревоженный новостью, Анций не стал уточнять обстоятельств знакомства Местрия с Антонием Музой, да и об этом было нетрудно догадаться: лекарь Августа бывал во всех римских лечебницах и госпиталях, интересовался каждым открытием в медицине и считал обязательным для себя присутствовать при каждой сложной операции.

Не это, вовсе не это заботило теперь Анция Валерия.

* древнее название Черного моря

* римские Камены соответствовали греческим музам, покровительницам разных видов поэзии и прозы.

* 8 г до н. э.

* римский поэт

Опыт не способствует счастливому настроению, а когда на его плечах, вонзив в них когти, по-орлиному, восседает изнурительная осведомленность, изнурительное знание о человеческих пороках, то такой опыт и вовсе отнимает последние иллюзии, заражая невозмутимым цинизмом.

Не склонный к философическим упражнениям, Анций Валерий, сам того не осознавая, под влиянием жизненных обстоятельств превратился в убежденного стоика. Как всякий в меру образованный человек, он конечно слышал об Антисфене и Зеноне* , но находил их труды скучными и откладывал их в сторону по прочтении первых же нескольких фраз; однако, его занимали необычные рассуждения Николая Дамасского, в которых он порой встречал созвучные его умонастроению мысли - о подчинении необходимости; об общественном благе, как высшей ценности; о безупречности доказательств; об умеренности в личной жизни, из которой позволительно уйти добровольно, если у тебя не осталось сил приносить пользу. Но был непрочь посмеяться над Диогеном или Кратетом из Фив, чьи проповеди об общественной апатии и призывы к нищему образу жизни оказались поразительно живучими и, теперь, по прошествии столетий у них все еще находились подражатели.

Анций Валерий перешагнул через пятидесятилетний рубеж; его немало поносило по свету, потрепало в переделках; не раз сама смерть подступалась к нему так близко, что казалось им уже не разойтись; так пусть остряки из бочек очаровывают юношей, а для таких как он служат забавой.

Если бы Анций жил безвылазно в Риме, то вряд ли приобрел привычку к отстраненному взгляду - затхлому провинциалу всегда кажется, что граница мира кончается там, где кончается граница его города; он повсюду встречал таких - упрямых, ограниченных и недалеких; и теперь, спустя годы, он припоминал: Спуринна никогда не покидал пределов Перузии…

Возможно, на кого-то Анций Валерий производил впечатление равнодушного и туповатого исполнителя, который ради карьеры пренебрегает римскими традициями: до сих пор не обзаводится семьей; не прибегает к советам друзей да и похоже избегает дружбы; почти не заметен в дни праздничных торжеств, когда каждый квирит считал своим священным долгом принести жертву и поучаствовать в возлияниях на Марсовом поле; может быть, он не почитает и римских Богов?

Но кто был в состоянии проникнуть в недра его души, если вход туда сторожили неподвижные его, как мраморное надгробие, черты лица? Кто мог догадаться о том, что он однажды уже готов был жениться на собственной рабыне, на египтянке Роксане и тайком отправился сначала в Умбрию, дабы выслушать прорицания мальчика-жреца, обитавшего в роще среди древних кипарисов наедине с великим Клитумном* , а выслушав, решение переменил? А кто мог предположить, что он был женат, да только брак тот заключался по варварским обычаям в отдаленном фракийском горном селении подальше от глаз легата Гая Поппея Сабина и царя фракийских одрисов Реметалка, а почетным гостем на его свадьбе был поседевший, весь в рубцах и морщинах, вождь бессов Драг? Не устоял он перед внезапной красотой горянки Фалии, пленительной и диковатой под стать неприступным скалам, опасным уступам и застышим в голубом снегу хребтам; обо всем позабыл, сливаясь с ее жаркой плотью. Седлая коня, пообещал, что вернется через год и увезет ее в Рим; что недостойно ему, римскому всаднику, уклоняться от обычаев предков и не справить свадьбу, как того требует римский закон. "Оглянись вокруг, - насмешливо сказал Драг, - Здесь правит один закон - тот закон, по которому живут птицы. Мы, горцы, как птицы - рождаемся свободными и умираем свободными".

Но возвратиться довелось ему лишь через четыре года. В молчании шел впереди его Драг, оголившийся от жары до пояса и представивший на обозрение еще крепкую спину сплошь исполосованную примитивной татуировкой; подвел к гряде могильных холмов, возле одного из них остановился:"Здесь она, не убереглась от налетевшей вихрем неведомой болезни, видишь сколько народу повыкосило".