А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

Как много слышно здесь жалоб против ставки и приближённых Николаши!..»

Государь задумался о прочитанном и отложил письмо Аликс в сторону. «Так что же? Закрутить гайки и проводить диктаторскую линию?.. Отставить в сторону человеколюбие и доверие, которыми наградил нас, верных рабов своих, Господь наш Вседержитель?.. Но, может быть, попробовать ещё действовать добротой и лаской, как призывал нас Спаситель наш Иисус Христос?! Джунковского я, конечно, прогоню… Посмотрю, как будет вести себя Николаша… А потом приму решение… Всё в воле Божьей!.. Господь да вразумит меня!..»

Вернувшись в дурном настроении в понедельник на Ставку, Николай Николаевич узнал от начальника военных сообщений, что Государь наметил свой отъезд в Царское Село на субботу. Несколько душных дней, когда разум был готов помутиться от жары и царь с несколькими наиболее близкими людьми из своей свиты по полдня отсутствовал на территории Ставки, уезжая купаться на близлежащее озеро Свитезь, долговязый великий князь парился в штабном шатре при полном обмундировании. Жара размагнитила его волю, и он никак не мог придумать повод, чтобы затеять с племянником решительный разговор. Наконец, в пятницу вечером, когда пролился холодный дождь и температура прыгнула на добрых десять градусов Цельсия вниз, мозги Верховного Главнокомандующего кое-что придумали.

Великий князь приказал генералу Ронжину, начальнику военных сообщений, отправить свитский поезд царя, в который погрузить почти весь Конвой Государя, из Ставки на Петроград не позже восьми часов утра, а собственно Царский состав задерживать вплоть до его, Главнокомандующего, особого распоряжения. Оставалось утром, под каким-либо предлогом, хотя бы – приглашением на ранний завтрак и важный разговор тет-а-тет, выманить Ники из его поезда и принять племянника в салон-вагоне, где на выходе будут дежурить самые доверенные сорвиголовы из великокняжеской свиты. При благоприятном обороте событий его можно было бы и арестовать…

Ещё с вечера флигель-адъютант Государя Дрентельн, весьма тесно и неформально общавшийся с великим князем, передал царю просьбу его дядюшки откушать с ним в его поезде первый завтрак и обсудить положение на фронте генерала Алексеева. Николаша зачем-то просил не брать с собой никого из свитских.

Николаю показалось немного странным это предложение, но он отнёс его на счёт своего сегодняшнего отъезда в Царское. В восемь утра, переходя по дорожке из своего вагона в поезд Николаши, он увидел, что синие вагоны его свитского поезда трогаются в путь, хотя к его собственному составу не были поданы даже паровозы. Он знал, что интервал движения между царскими поездами составлял обычно один час, но отнёс это изменение расписания на счёт экстренных перевозок войск. Однако какое-то глухое подозрение всё-таки шевельнулось в его душе.

Николаша был тоже какой-то сам не свой. У него были тёмные круги под глазами, выглядел он усталым и нездоровым. Вчерашняя вечерняя и ночная прохлада хорошо остудила вагон, и находиться в нём теперь, когда слегка накрапывал дождь и шелестел своими порывами по крыше, было уютно.

Государь и великий князь уселись за большой обеденный стол в салон-вагоне друг против друга. Рядом с ними никого не было, только за дверьми с полупрозрачными матовыми стёклами стояло по два офицера из личного конвоя Верховного Главнокомандующего. Николай Николаевич привык роскошествовать и в дни войны, поэтому с раннего утра подали обильный завтрак и любимый напиток великого князя – шампанское. Ники, по своему обыкновению, взял только булочку с маслом и чашку кофе.

Николаша не знал, как ему начать, и для того, чтобы подогреть себя, мгновенно опростал бутылку «Вдовы Клико». Царь заметил, что руки его дрожали, но отнёс это на счёт того, что дядюшка накануне вечером соединил в себе слишком много шампанского с французским коньяком, запасы которого ему любезно пополняли благодарные союзники.

– Когда ты оставляешь Варшаву? – со своим всегдашним спокойствием, но прямо в лоб спросил дядюшку Николай. Он уже понял, что сегодня состоится решающий разговор, после которого ему останется только выбрать срок, в который Николаша должен будет уйти.

Великий князь не ожидал, что мягкий и добрый племянник может так холодно и отчуждённо разговаривать с ним.

– А когда ты удалишь от себя Гришку Распутина? – вдруг злобно и визгливо выпалил Николай Николаевич. Он вспомнил совет Милицы, что нападение – лучшая оборона, и решил дать наконец бой своему безвольному, как он считал, племяннику. Его глаза покраснели от злости, он ощерился, словно волк, попавший в капкан.