А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

Наконец толпа расступилась, подковы глухо застучали по торцовой мостовой, и в зеркальном стекле каретного окна поплыли назад Летний сад, здание посольства Великобритании, вокруг которого не было толп демонстрантов, потому что Англия ещё не вступила в войну, и в российской столице стали зло поговаривать: «Британский сфинкс выразительно молчит на весь Петербург». Палеолог знал, что Лондон готовит объявление войны Германии, поскольку нарушение германскими армиями нейтралитета Бельгии и выход немцев к Ла-Маншу приставлял дуло пистолета к виску Альбиона, а Британия никогда ещё не прощала угрозы себе.

Затем остался позади Мраморный дворец великого князя Константина Константиновича, одиссея которого от Берлина до Вержболова стала вчера предметом патриотических упражнений во всех великосветских салонах Петербурга. Потянулись дворцы на Набережной, среди которых особым великолепием отличался дом покойного великого князя Владимира Александровича, где размещалась теперь его вдова, великая княгиня Мария Павловна, и жили три её сына, похождения которых служили постоянной темой сплетен при Большом Дворе.

Все эти родственники русского Императора с самого дня прибытия Палеолога в Северную Пальмиру стали его «друзьями» и бесплатными доверительными информаторами. Они наперебой давали ему самую конфиденциальную информацию, связывали в своих салонах с другими, не менее нужными и влиятельными «источниками информации» из правительственных и думских кругов. Великие князья и княгини беспрестанно жаловались послу Франции и его британскому коллеге сэру Бьюкенену на царицу и царя, желая, чтобы эти сплетни, а подчас и самую грязную клевету на Государыню и Государя послы союзных держав поскорее передали в Париж и Лондон. Великие князья, каждый из которых занимал высокий военный или гражданский пост, охотно давали «заглянуть» послам союзных Франции и Англии в секретные документы военного министерства и Генерального штаба, Главного артиллерийского управления и других военных, морских ведомств и гражданских канцелярий. В отличие от простых шпионов, эти «источники информации» не требовали за свои «услуги» иностранным державам ни «гонорара», ни других поощрений. Они сами содержали на свои деньги многочисленных шпионов и соглядатаев при Большом Дворе и дворах друг друга, поэтому их информация, как правило, была достоверной и особо ценной.

Единственное вознаграждение, которое посол Франции смог «устроить» одному из своих самых довереннейших «источников» информации и влияния – великому князю Николаю Николаевичу, – это давление французского правительства по различным каналам на царя и всю русскую верхушку в пользу назначения дяди Государя Верховным Главнокомандующим.

Чтобы закрепить этот свой успех, Палеолог решил после аудиенции у Государя, которую ему обещали дать в Нижнем дворце в конфиденциальной домашней обстановке, посетить и великого князя в Знаменке. Надо было быстрее толкать русскую армию на Запад, на Берлин, чтобы она своим наступлением оттянула германские корпуса, нацеленные на Париж, и свела на нет очевидное превосходство германских вооружённых сил над французскими…

Подле Зимнего на Дворцовой набережной карета посла снова попала в затор. Здесь и на Дворцовой площади всё ещё продолжались патриотические манифестации. Они вернули Палеолога на два дня ранее и погрузили в приятные воспоминания о том, как он, представитель союзной Франции, единственный из иностранных послов, был приглашён в Николаевский зал Зимнего дворца, откуда в три часа дня второго августа Государь Император провозгласил своему народу манифест с объявлением войны Германии.

До того момента Палеолог, занявший свой пост только в канун визита президента Пуанкаре в Петербург, ни разу не был в главной Царской резиденции – Зимнем дворце. Великолепие и роскошь отделки интерьеров, богатство украшений и неизмеренная ценность живописи и гобеленов, ковров, мебели, серебра, золота, полудрагоценных камней с первого взгляда поразили посла в самое сердце. Он, гордившийся Лувром и Версалем, не мог не признать, что в республиканской Франции эти королевские сокровищницы несколько поблёкли и обветшали. Служившие когда-то эталоном для всей роялистской Европы, они теперь уступали богатствам русских царей.

Уже на парадной Иорданской лестнице Палеолога охватил аромат особых придворных духов, который источали ковры и шторы, мебель и паркет. Посол знал, что эти духи служители дворца в канун Больших выходов и приёмов Государя лили на раскалённые железные совки, чтобы наполнить благовонием все помещения, особенно парадные и жилые царские, где Семья Николая бывала теперь крайне редко.