А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

Кайзер положил листок депеши на скатерть, потребовал перо и чернила. Немного подумав и изобразив для присутствующих родственников и челяди вспышку гнева, с нажимом, дырявя бумагу, написал против слов Николая «Нуждаемся в Твоём сильном давлении на Австрию» грозную резолюцию для дипломатов: «Нет, не может быть и мысли о подобном!!!»

В ночь со среды на четверг Государь почти не спал. Его раздирали сомнения в том, правильно ли он делает, отодвигая час начала всеобщей мобилизации и оставляя Россию беззащитной перед железным германским кулаком, уже сжимающимся для нанесения коварного удара.

После прохладной ванны, которая, казалось, смыла вместе с ночным потом все старые страхи, Государь с аппетитом съел в одиночестве первый завтрак и отправился на прогулку по парку Александрии.

На кружном пути к Фермерскому дворцу – а он хотел подольше насладиться ходьбой перед тем, как принять трёх посетителей, – дорожка привела его к высокой каменной стене, отделявшей парк Александрии от Знаменки. Государь знал, что там гостили сейчас у брата и его жены Милицы дядя Николаша со своей Станой. Зять министра Двора графа Фредерикса, дворцовый комендант Воейков, уже насплетничал Николаю, что великий князь переехал из своего имения Сергиевки к брату в Знаменку месяц тому назад, после покушения на Франца Фердинанда, когда почуял Большую Войну и решил из соседнего с Александрией имения брата столь часто посещать царя, сколько потребуется, чтобы выпросить себе пост Верховного Главнокомандующего.

Это соседство вновь навело мысли Императора на возможное скорое начало войны и необходимость выбора им Вождя Армии и Флота. Он уже размышлял об этом и хотел сам встать во главе своих доблестных войск, чтобы повести их на битву с супостатом.

«А почему бы и нет?! – размышлял он снова и снова. – Ведь Я – Первый солдат России, служба которого продлится до гробовой доски… Я прошёл курс Академии Генерального штаба, службу в гвардейской пехоте и артиллерии… На Мне лежит тяжёлая ответственность за всё Государство Российское, и в тяжёлую минуту Я не могу уйти от этой ответственности… А потом, кто лучше Меня знает состояние войск, ведь почти каждую неделю Я делаю смотры полкам, а после этого встречаюсь с офицерами этих полков в Офицерских собраниях за столом и по душам беседую с ними… У Меня нет никаких сомнений в том, что армия с удовольствием приняла бы Меня как своего Предводителя… Ведь солдаты и офицеры высказывают Мне столько любви и преданности!..

Но всё ближайшее окружение – великие князья, министры, генералы, почему-то восстали против этого… Стали приводить в качестве неудачного примера случай из истории, когда пращур Александр Первый в борьбе с Наполеоном стал предводительствовать русской армией, и ничего хорошего из этого не вышло… Другие, не вспоминая Александра, говорили о том, что из Петербурга, ввиду его отдалённости от театра войны, руководить войсками невозможно, а ежели Государь сам отправится на Ставку, то потеряет управление всей огромной империей…»

Вспомнив об этом единодушном сопротивлении своему желанию, проистекавшему отнюдь не из-за гордыни, а из обострённого понимания им чувства долга перед страной и армией, Николай решал теперь временно отступить от мысли стать Главнокомандующим. И вот здесь возникала острая дилемма: кого назначить Верховным?

Николай подумал было, что самым подходящим человеком на этот пост будет военный министр генерал Сухомлинов. Он не запятнал себя поражениями в японской войне, энергично проводил реформу в армии и активно начал перевооружение её согласно военным кредитам, утверждённым Думой… Да и человек он был милый, светский, нравился Александре и не плёл придворных интриг. Но Сухомлинов был в давней вражде с дядей Николашей, Главнокомандующим гвардией и Петербургским военным округом. Не было секретом для Государя и то, что амбиции Николаши всегда простирались на пост Верховного Главнокомандующего в случае войны, и назначение милого Сухомлинова вместо него вызвало бы у дяди такой грандиозный приступ истерики и злобы, какой мог серьёзно сказаться на судьбах первых дней войны и боеспособности гвардии и войск.

К тому же многие вокруг Государя упоённо твердили Ему о якобы высоком авторитете великого князя Николая Николаевича в армии, о его «наследственном» военном даровании. Но Николай-то хорошо знал, что Николаша если что и получил в своём характере в наследство от родителей, так только болезненную неуравновешенность его матушки, Александры Петровны, урождённой принцессы Дома Ольденбургских, у всех представителей которого наблюдалась явная врождённая истерия.