Жан-Луи Фетжен - Вуали Фредегонды

— Понимаю, — прошептала она. — Это ты… Ты воспользовалась отсутствием короля, чтобы провести меня… Это ведь стараниями твоей служанки-ведьмы Можиана не пришла, не так ли?

Чувствуя, как сжимается горло и трепещет сердце, Фредегонда была не в силах ничего ответить. Вся сила воли, которая у нее еще оставалась, ушла на то, чтобы не упасть к ногам королевы.

— Ты нарочно все подстроила, чтобы стать крестной матерью вместо нее! — прошипела Одовера и, подняв указательный палец, продолжала: — Так вот, ничего у тебя не выйдет! Как ты могла подумать, что я…

— Нет.

На мгновение Фредегонда отвернулась, чтобы вытереть глаза, в которых уже стояли слезы, и глубоко вздохнула. Потом не удержалась и снова на мгновение обхватила пронзаемый болью живот, едва удерживаясь, чтобы не застонать. Кто-нибудь другой на месте Одоверы воспользовался бы преимуществом, чтобы окончательно добить соперницу, но королева, ослепленная гордыней, решила, что волнение Фредегонды вызвано справедливостью ее догадок.

— Нет, — продолжала та уже более уверенно, — у меня и в мыслях этого не было! Я никогда…

Она снова глубоко вздохнула, чтобы немного ослабить давивший на нее груз тревоги и гнева. Торжествующее лицо королевы было оскорблением, но в то же время доказательством ее доверчивости и слепоты, ошибочности ее суждений, омраченных презрением, которое она испытывала к своей бывшей служанке. По ее мнению, самый искусный заговор, который могла сплести Фредегонда, не мог иметь иной цели, кроме как заставить королеву сделать ее крестной матерью маленькой Базины. Как будто речь шла о высокой чести! Бедная дуреха…

— Я никогда не мечтала о подобной чести, — продолжала она, опустив глаза, чтобы не выдать себя. — Да во всем Руане не найдется дамы столь знатной или столь богатой, чтобы претендовать на такую роль… Никто, кроме вас самой, ваше величество, не сможет заменить Мажиану.

— Что ты говоришь?

— Монсеньор Претекстат согласен. Станьте крестной матерью Базины и сами окуните ее в церковную купель. Иначе придется отменить церемонию, отослать всех собравшихся и тем самым навлечь на себя гнев Церкви. А когда король, мой повелитель, вернется с победой — будет ли он обрадован, узнав, что его дочь осталась некрещеной?

С жаром выпалив все это, Фредегонда почувствовала, как ее саму против воли захлестнул этот эмоциональный порыв, и, не в силах удержаться, разразилась рыданиями. Одовере стало стыдно за себя. Слезы ее соперницы казались совершенно искренними. Может быть, это даже были слезы юной матери, которая понимала в эти мгновения всеобщего ликования, что ее собственный ребенок-бастард никогда не удостоится подобной чести. Одовера пожалела, что говорила с Фредегондой так сурово.

— Прости меня, — сказала она уже более мягким тоном. — Если епископ не возражает, мы так и сделаем. Не будем больше заставлять его ждать.

Королева улыбнулась ей и уже хотела взять девочку из колыбели, но остановилась и снова обернулась к Фредегонде:

— Я была к тебе несправедлива. В конце концов, я думаю, это нормально — что у короля много женщин, С этим ничего не поделаешь, не так ли?

— Нет, у него только одна… Вы — его единственная королева.

— Это верно.

Одовера снова улыбнулась и неловким жестом указала на колыбельку.

— Я не знаю, хватит ли у меня сил донести Базину до резиденции епископа… Ты не могла бы ее взять? Отправимся туда вместе.

Так, вдвоем, они и вышли из комнаты, а затем во главе процессии направились к монастырю, так что все собравшиеся смогли увидеть любовницу короля, беременную его стараниями, идущую рядом с королевой впереди ее сыновей и державшую на руках ее новорожденную. Зрелище было странным, но к тому моменту все были уже слишком пьяны, чтобы возмущаться. Когда они вошли в часовню, Фредегонда передала малышку Одовере и, почтительно поклонившись, скрылась в самом дальнем углу.

Претекстат ждал их уже больше часа, и раздражение его росло с каждым мгновением. Порой он искоса бросал взгляд на собравшихся, словно искал кого-то в толпе, но никто не обращал на это внимания, кроме Уабы, стоявшей в первом ряду и не спускавшей с епископа глаз.

Ровно через два месяца королевское войско вернулось из весеннего похода. Часовые на наблюдательном посту, расположенном к востоку от города, на вершине небольшого холма, заметили огни походных лагерных костров в десяти лье, у дороги к Бове.

Туда немедленно были посланы всадники — узнать, готовиться ли к торжествам по случаю победы. Они вернулись к утру следующего дня в сопровождении Берульфа, которому поручено было объявить королеве о победах ее супруга, а также подготовить город к достойной встрече своего славного правителя. Затем, уже более тайно, Берульф проследовал в покои королевской любовницы. Никто не знал, о чем они говорили.