Жан-Луи Фетжен - Вуали Фредегонды

От берегов Сены до наружных крепостных-укреплений Руан был украшен цветами, усеян торговыми палатками и тавернами под открытым небом и заполнен нарядными шумными толпами, собравшимися на крещение маленькой Базины. Однако большую часть жителей привлекла не столько предстоящая церемония, сколько триумфальные известия о победах, одержанных над фрисонами королем Хильпериком и его братом. Но так или иначе королевские щедроты вызывали всеобщее ликование. В течение двух дней повозки, нагруженные хлебом, копченым мясом и фруктами, разъезжали по улицам во всех направлениях, и королевские слуги раздавали эти угощения в таких огромных количествах, что часть их оставалась лежать нетронутой возле колодцев. Говорили, что сегодня утром возле каждого из сторожевых постов было откупорено множество бочек с пивом и хмельным медом, и содержимого хватило всем желающим. Весь город был сыт, пьян, возбужден, переполнен слухами и лихорадочной суетой и напоминал растревоженный муравейник.

Стояла ранняя весна, и воздух был еще прохладным, а солнце — нежарким. Однако Фредегонда чувствовала, как по спине стекают струйки пота под шерстяным платьем, слишком плотно облегающим фигуру и от этого давящим на округлившийся живот. Поднявшись по склону, который тянулся между крепостью и первым рядом укреплений, она была поражена, увидев огромную процессию знати, прибывшую на крещение. Решив ни на кого не смотреть, она с поднятой головой и опущенными глазами двинулась между рядами придворных и городских сплетниц, в сопровождении Уабы и Пупы — довольно жалкого эскорта в такой толчее. Впрочем, три женщины, идя друг за другом, довольно быстро достигли процессии и смешались с ней, словно не замечая, что здесь были исключительно мужчины — как воины, так и монахи. Когда они оказались в самом начале процессии, прямо под королевскими и епископскими знаменами, послышалось несколько возмущенных восклицаний, поскольку появление женщин здесь было явно неуместным, но Уаба так посмотрела на одного из недовольных, который осмелился потянуть ее за рукав, что и он, и остальные притихли. Впрочем, командир гарнизона Бепполен, который тоже шел впереди процессии в окружении вооруженных людей, поклонился королевской любовнице с явной почтительностью, и такое отношение к той, кто в отсутствие короля оставалась настоящей хозяйкой города, ни от кого не ускользнуло. Точно так никем не остались незамеченными, несмотря на все старания Фредегонды, ее налившиеся груди и округлившийся живот.

Но сейчас все взгляды были обращены на главную дверь замка, откуда вот-вот должна была выйти королева Одовера, чтобы отправиться в аббатство. Прошло некоторое время в почтительном молчании, потом в толпе начались перешептывания. Королева запаздывала. Вскоре все увидели, как один из монахов приблизился к дворцовому управителю и заговорил с ним вполголоса, но с повелительной интонацией. Управитель отправил одного из своих слуг узнать, в чем дело.

Посланец вернулся с виноватым видом и беспомощно развел руками — этот жест был достаточно красноречив, чтобы и среди процессии, и в толпе, собравшейся на склоне, недоуменный шепот сменился недовольным гулом.

Фредегонда стояла не шелохнувшись. Глядя прямо перед собой, она машинально поглаживала кончиками пальцев золотую фибулу, украшенную драгоценными камнями, скалывавшую на плече ее простой шерстяной плащ с капюшоном, который она набросила на голову — чтобы отгородиться от толпы и одновременно скрыть свою тревогу. Кровь уже не стучала у нее в висках, сердце билось размеренно, как всегда, но та игра, которую она затеяла, сейчас казалась ей выше ее сил, особенно в ее нынешнем положении. Под маской спокойного безразличия, которую она пыталась удержать на лице, бушевали сомнения в надежности той хитрой интриги, которую она начала сегодня утром. Отсутствие Хильперика лишало ее сил, и лишь железная воля Уабы помешала ей убежать отсюда и спрятаться в своей комнате.

Внезапно резкая пронизывающая боль вырвала ее из тревожного оцепенения и заставила вздрогнуть всем телом. Она инстинктивным жестом обхватила живот, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Этим утром Уаба намазала живот мазью, куда был добавлен пепел ежа — чтобы защитить ребенка, и дала ей выпить, как каждый день, молока кормящей суки, что считалось лучшим средством для роста младенца в утробе. Но ничто не могло унять боль…